Под прикрытием Пенелопы
Шрифт:
Всё же Миронов попытался возразить ещё:
– Читатель не дурак, сам разберётся. Возьмёт твои книжки и посмотрит: говорил ты или не говорил. Ты и презентацию для этого устроил. А чужая сатира способна лишь привлечь внимание к твоему творчеству, разве нет?
– Увы, вряд ли.
Как всё же обида искажает восприятие. Неимоверно.
Дальше думалось так.
«А может, ты сам пребываешь в заблуждении относительно своих дарований – ума или таланта? И вдруг рядом оказывается поистине умный и талантливый. Ты даже скукоживаешься и впадаешь в растерянность. И впору глотать валерьянку.
Но мысль раскручивалась дальше сама собой.
«А в это время – в ком-то совсем рядом с тобой —копится зависть и злоба, зреет месть. Стылые зрачки следят неотрывно – за каждым твоим шагом. Почему? Если уж ты ничего особенного не представляешь из себя? И ничего не делаешь худого, никому в ущерб? Тогда за что?.. Ну, это я уже совсем не о том! Как это всё невесело. Даже ретроспективно, даже почти уже со стороны – всё равно не весело. И больно».
Вскоре, однако, Ефим Елисеевич задремал, а проснулся оттого, что продрог и от громкого говора и драчливо-визгливого лаем мелкой собачонки. Уже светало. Наступило то время, когда воздух на глазах превращался из тёмно-прозрачного в серо-голубой, вроде как чем-то запорошенный. И в природе воцарялось умиротворённое равновесие: ни ветерка, ни гомона птиц, ни какого-либо другого звука… Пробуждение. И этот зыбкий миг был, к неудовольствию нашего персонажа, нарушен. «Какого чёрта!.. Бывают же дни… всё-всё тебя раздражает: и электричка гудит, и эскалатор скрежещет, и на пятки наступают нарочно… Ну всё буквально! Будем тогда и мы также нарушать правила… по всем правилам!»
Трое пьяных, в одном из которых Миронов узнал здоровяка-боксёра – он волок за собой чемодан на колёсиках, – шли по перрону, покачиваясь, и сопровождала их белая болонка, бросавшаяся подряд на всех встречных-поперечных.
– Фас, фас! – науськивал её здоровяк и даже, оставив чемодан, подбежал, дурашливо косолапя, к одной из девушек, стоявшей у временного вагончика-кассы, и, наклонясь, подёргал её за розовую брючину. – Её тоже фас!
Вместо этого собачонка залезла в пакет из-под печенья с ногами и хвостом.
– Шта-а! – гудел здоровяк. Не торгу-уют?! Щ-ща-ас! – И он погромыхал кулаком по железному боку вагончика. Изнутри тут же откликнулся женский голос:
– Милицию вызову!
– Меня-а?!. – взревел здоровяк. – Милицией пугать! – И, отходя, лягнул вагончик каблуком. И в этот момент к нему быстрой заплетающейся походкой приблизился знакомый парень в кожанке и стал энергично говорить что-то, пытаясь при этом дотянуться до чемодана. Здоровяк несколько раз его отпихнул, а затем, негодующе взвыв: «Ах ты, падла привязчивая!» – ударил парня в лицо. Тот повалился навзничь, и на него, захлёбываясь визгом, набросилась болонка.
Миронов осознал, что уже не сидит на скамье, а приближается к месту действия. Редкая публика между тем расступилась, точно прижатая центробежной силой к заборам и углам. Сбитый же с ног парень, медленно поднимаясь, отмахивался от наседавшей на него собачонки. Наконец отшвырнул её довольно удачно, и она, завизжав, завертелась волчком.
– Ах ты, тва-арь! – рявкнул один из кладовщиков. –
Миронов ударил здоровяка носком ботинка по голени, и едва тот согнулся, уже левой ногой в лицо опрокинул на асфальт. Тут же короткими ударами с левой и правой руки уложил и собутыльников.
– Беги! – почти на ухо крикнул поднявшемуся на ноги парню и подтолкнул в плечо. Тот бросился к чемодану, схватил его и зигзагами поволок по перрону. Миронов побежал в противоположную сторону.
За вокзальным зданием Миронов перешёл на быстрый шаг и… столкнулся с бывшим очкариком нос к носу. Тот, по всей видимости, обежал вокзал с другой стороны.
– О! – вскрикнул тот. – Как хорошо! Отблагодарить тебя хочу! – Он повалил чемодан на бок, открыл его и, выхватив сверху какую-то коробку, протянул своему заступнику. – Бери! Ценная вещица, будешь доволен!
– Да что вы… – смутился Миронов. – Не надо. Не-не…
– Обижаешь, старик, – сказал «очкарик». – Бери! – и, видя, что его спаситель-выручальщик упирается, прибавил: – Это всё равно не моё – я сам этот чемодан стибрил…
«Ну… и чем не анекдот? – спросил себя, немного погодя, Миронов. – Вполне годится для моего сборника…»
Ефим Елисеевич Миронов уже давненько коллекционировал анекдоты. И когда набралось изрядное их количество, стал он подумывать: а не сварганить ли из них нечто годное для бойкого издания. Придумал уже и рабочее название: «Пособие по сочинению анекдотов». Примерил даже эпиграф из юмористического альманаха «Мужи и музы», а именно: «Все мы умные, пока не оказались в дураках». Набросал и болванку предисловия, вот она: «Я и сам, знаете ли, иногда сочиняю анекдоты, ей-ей! Невесть какие, правда, и тем паче невзначай. Где-нибудь на ходу. Глянешь рассеянно по сторонами на что-нибудь да наткнёшься. Ну, например:
– Мама, отгадай: с бородой и жвачный.
– Козёл, – отвечает мамаша без запинки.
– А вот и нет, а вот и нет! – радостно хлопает дочка в ладоши. – Дядя Коля, дядя Коля! Он всё время жуёт! И борода есть!
– И?.. – спрашивает мамаша после небольшой заминки. – И какая разница? – скорее себя спрашивает, чем дочь.
Но кто ж поверит, что это я сочинил? Я и сам себе в подобных случаях не доверяю. Скорее всего, в серой подкорке мозга застряло когда-то, а теперь выскочило на поверхность и я пытаюсь выдать за своё… Ну, может, в некоторой своей интерпретации. Но всё равно: «Каково?!» – скажете. И будете, по-видимому, правы.
Но – к делу.
Для того чтоб некий случай превратить в анекдот, надобно, дорогие мои, лишить этот случай натуралистических подробностей. Ну, не всех, конечно…
Вот написал абзац и задумался: собственно, разговор не о том лаконичном жанре (который, в конце концов, шлифует сама жизнь, то есть множество рассказчиков-соавторов, друг друга никогда в глаза не видавших), а веду я разговор именно о тех житейских эпизодах, указывая на которые, каждый из нас хотя бы раз да воскликнул: «Ну, чистейший анекдот!» Впрочем, любой из нас волен думать, как ему угодно… вернее, удобно…»