Под ручку с мафией
Шрифт:
— Танек, дай червончик, душа горит!
Надо дать, чтобы талант его скомороший не погиб от похмельного синдрома. Развеселил он меня, почти в норму привел.
— Спасибо! — он важно кивнул лохмами и, посерьезнев, тихо произнес: — А теперь слушай, что скажу. Помнишь Ирку, которая проституткой у Никиты работает? Ну, ту самую, что летом менты таскали за наводку? После того, как черножопых грабанули? Вспомнила? Ты ей тогда помогала еще чем — то, вытаскивала? Не мое, конечно, дело, но слухом земля полнится.
Вспомнила я ее.
— Так вот, Ирка недавно хвалилась хозяйке своей, у какой комнату снимает, что переходит на самостоятельную работу. Дескать, скандал большой у «крутых» пошел, чубы трещат у каждого второго. И Никиту ее смахнули. А грызутся-то вроде промеж себя свои, внутрисемейно, смекаешь? И чего это они, а? Ну, ладно, ты ничего не слышала, я тебе ничего не говорил, чава!
И Аякс, круто развернувшись, быстро удалился, приплясывая на ходу. Пальто его, колоколом расширявшееся книзу, болталось из стороны в сторону.
В «Вене», как всегда в это время, чинно, тихо и очень чисто. Посетителей было мало, и Станислава я увидела от дверей. Он сидел за столиком у окна и тупо глазел на окружающее через хрустальной прозрачности стекло.
— Татьяна! — обрадовался он мне. — Наконец-то!
— Мух принес? — спросила я, глянув на него с нежно-грустной улыбкой.
— Я нес в коробочке, но у меня их взяли поглядеть и упустили.
Я фыркнула носом, чтобы не рассмеяться.
Какой-то он сегодня утомленный, пожеванный, не то что вчера. Спал, что ли, плохо? Я снилась. И что же мы с ним в его сне делали, если он так приустал?
— Чем будешь поить даму, мухолов?
— Кофе, как договаривались.
— Какой же кофе без мух?
— Шампанского? — предложил он, поразмышляв.
— Чересчур аристократично, с утра-то! — наморщила я нос.
Станислав сбегал к стойке и быстренько принес два коньячных коктейля. Кофе, правда, принес тоже.
Он начал с кофе, а я, удалив из бокала соломинку, глотнула крепкого.
«Танечка, — сказала я себе, — прикинься паинькой, пьющей с утра, на пустой желудок, коньяк!»
Станислав с интересом наблюдал за мной, а я соображала, потупив очи, с чего начать. Давить на него мне не хотелось по двум причинам. Во-первых, связь его с шантажистом была настолько крепкой, что напоминала собачью преданность. Чем же иным объяснить факт, что вчера он моментально сдал меня, свою избавительницу? И преданность эта, скорее всего, основывается на страхе. А страх — средство мощное, для многих почти непреодолимое, дави на них не дави.
Во-вторых, мне нужен был сам шантажист, а выйти на него, минуя Станислава, явных возможностей я не видела.
Так что, отбей я у Станислава охоту к общению, придется долго и нудно работать на «косвенных», искать другие подступы, а такое шерлокхолмство мне не по душе.
Моя интуиция, а я ей доверяю, подсказывала нехитрый план. Ясно, что шантажист,
Грядут события, сказала я себе, и по мере их развития его личность, хочет он того или нет, будет постепенно проясняться. Так давай, голубушка, трогать черта за рога. Как? Наполеон говаривал перед битвой: мол, главное ввязаться, а там посмотрим. Словом, война план покажет. Вот только в войне этой надо уцелеть.
Чередование коньяка и кофе было восхитительным. Коньяк поднимал в груди теплую волну, а кофе гнал ее в остальные части тела. Станислав следовал за мной по пятам, отставая, может, всего на полкорпуса. Мы оба несли милую ахинею, он пробовал флиртовать, я сводила на нет все его попытки и ждала момента в нашей болтовне, за который можно зацепиться, чтобы невзначай задать мало-мальски стоящий вопрос. И случай вскоре представился. Он объявил, что знает меня уже тысячу лет, не меньше, и перешел к объяснению, что это дает ему право названивать мне в любое время суток. Тут я перебила его, попросив в подарок их семейный телефонный справочник. Он сначала помычал, сбитый с толку, а потом осведомился:
— Он нужен вам так же, как сушеные мухи?
— Нет, как маринованные тараканы!
— Понятно. Для очередных кулинарных изысков.
— Для освоения ясновидения! — прошептала я ему на ухо.
— Как интересно! — он вытянул губы трубочкой.
— Не лицемерь, Станислав, ты эту науку уже превзошел.
— Вот как? При помощи справочника?
— Несомненно. Как же иначе, не обладая таким даром, ты смог бы отыскать в нем номер моего телефона? Среди десятков-то Ивановых?
Оп-па! В точку! Шлепает губами, молчит Стасик. Свою визитку я Шубаровым не давала. Смеюсь, делаю вид, что удачно пошутила.
Давай, милый, выворачивайся, а то разозлюсь сейчас и вопреки всем своим планам прямо здесь аборт тебе сделаю! Вытащу из тебя все на мое обозрение.
Наконец он нашелся:
— А я обзванивал всех Ивановых подряд. На шестом или восьмом номере попал на вас. Повезло, конечно!
Я была в восторге, даже, не удержавшись, погладила его по щеке.
— Было бы правдоподобнее, если бы ты ответил сразу, не раздумывая.
Он скорчил гримасу обиженного пятилетнего мальчика. Но я уже не шутила.
— Ты, любезный Станислав, вообще волшебник телефонных переговоров. Или, точнее, ученик волшебника. Но очень способный. Отъезжая от вашего дома, я видела, как ты разговаривал по телефону, и представь, какое совпадение, сразу после этого со мной приключилась масса неприятностей. Признайся, ты звонил учителю?
На него было так жалко смотреть, что я на прощание поцеловала его лоб. Правда, выйдя из дверей, едва не сплюнула, но плеваться молодой, красивой женщине на виду у всех не позволяют приличия.