Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв.
Шрифт:
Не устраивал купцов Сели и обменный курс: «Деньги в Кале все еще на 2 ш. 6 п. ниже, чем во Фландрии, это приносит потери…» {758} . Оценивая ситуацию, Джордж Сели приходит к выводу, о котором сообщает в письме отцу в Лондон от 8 мая 1478 г.: «Мне кажется, если бы мы имели монетный двор в Кале, то получали бы большие суммы по сравнению с сегодняшними <…> Тогда бы дела у нас шли лучше, и торговля не оборачивалась такими потерями. Пока же всякий купец теряет с грота [115] не меньше полупенни…» {759} .
115
По всей видимости, имеется в виду бургундский грот — бургундская серебряная
В своем стремлении к прибыли, богатейшие купцы зачастую забывали об ограничениях и условностях, свойственных средневековому сознанию. Подчас не стеснялись и в выборе средств обогащения. В ходу были и обман, и подкуп, и попытки опередить конкурентов. Ричард Сели-ст. в письме Джорджу в Кале от 1 мая 1478 г. пишет: «Я хочу, чтобы ты часть ее (котсволдской шерсти) продал, ты это сможешь сделать хорошо и без риска. Прошу тебя сделать это скорее, так как опасаюсь, что люди начнут торговать сразу после прибытия флота в Кале…»{760}.
Некоторые известные и влиятельные лондонские купцы пользовались репутацией «темных дельцов» и даже мошенников. Среди них — бакалейщики Николас Брембр и Джон Филпот, торговец вином Ричард Лайенс, суконщик Джон Нортхемптон, торговец рыбой Уильям Уолворт: все — олдермены и мэры Лондона XIV в.{761} Особенно прославился последний. Уолворт не только ссужал деньгами казну под высокие проценты, возглавлял группу спекулянтов-хлеботорговцев, находил время быть сборщиком пошлин в Лондонском порту, где одна только торговля шерстью приносила всякого рода таможенных сборов на немалую сумму, но и содержал несколько публичных домов.
Товарные отношения, естественно, включали в себя обман и мошенничество, но они не исчерпывались этим и непременно должны были содержать элементы честности, без которой регулярные торговые сделки невозможны. Иными словами, стремление истолковать средневековых, в том числе английских, купцов исключительно как обманщиков, а торговлю этого периода как безудержный обман, как желание вопреки любым моральным принципам приумножить капиталы, обедняет исторические реалии. Видимо, в действительности дело обстояло гораздо сложнее. Это убедительно показала М.М. Яброва, обратившая внимание на характерное обстоятельство: в деловой переписке Сели больше всего поражает стремление купцов сохранить свое доброе имя, репутацию, выглядеть в глазах партнеров и общества не только процветающими, но и порядочными деловыми людьми, на которых можно положиться{762}. И не случайно, Ричард Мэллори — торговец предметами роскоши и лондонский олдермен XVI в. — отдал своего старшего сына «в обучение к настоящему и честному купцу»{763}.
Именно ради прибыли, ради дополнительных доходов, позволявших расширить масштабы торговли, обеспечить достойный уровень и образ жизни, олдермены, как представители крупного лондонского купечества, шли подчас на риск, преодолевали выпадавшие на их долю трудности. Богатство же воспринимается купцами как законная награда, вознаграждение за тяжелый и опасный труд. Важно, что накопление богатств, достигнутое благосостояние расценивалось купцами как признак благосклонности свыше, обогащение санкционировалось именем Бога. Письмо Ричарда Сели-ст. сыну Джорджу от 17 июня 1478 г. содержит любопытную фразу о деньгах, «с Божьей помощью вырученных <…> на ярмарке в Брюгге»{764}. Тот же автор в письме Джорджу в Кале от 8 мая 1478 г. желает: «Пусть Бог пошлет успех на ярмарке тебе, прибыльные дела и доходы всем нам…»{765}. А в письме от 6 ноября того же года он с радостью сообщает: «Наступили дни, которыми я очень доволен, поскольку торговля успешна…»{766}. Слишком много усилий, затрат, материальных и эмоциональных, требовала торговля. И естественно, что ее успешный ход приносил купцам искреннюю радость и удовлетворение. Богатство становилось не только обязательным атрибутом образа жизни олдермена, не только признаком его респектабельности, но и первоосновой административной карьеры. Доказательство тому — упоминавшийся нами высокий имущественный ценз олдерменов. Однако в связи с этим возникали известные сложности не коммерческого характера. Жизненная практика купцов вступала в противоречие с идеологией аскетизма, со средневековой оценкой торговли и концепцией богатства, исходившей из представления о том, что накопление средств и торговая деятельность, приносящая прибыль, являются занятиями, недостойными доброго христианина. Купцы были расчетливы, в обыденном понимании — «жадны». Жадность в проповедях особенно первой половины XIV в. единодушно оценивалась как смертный' грех. Причем порок жадности у проповедников традиционно соединялся, в частности, и с профессией торговцев, хотя в принципе жадным, в представлении этих проповедников, являлся всякий богатый человек, не стремящийся по доброй воле и с радостью
Иными словами, вырисовывались известные противоречия между деловыми интересами олдерменов, их стремлением к получению прибыли, к экономической расчетливости, рационализму, практичности, к оценке нажитого богатства как следствия реализации этого стремления и мерила их социальной значимости, с одной стороны, и заботой о судьбе души и имидже, — с другой. Одним из способов их разрешения, видимо, была широко распространенная в олдерменской среде Лондона практика «посмертных дарений» в виде денежных средств, рент и даже объектов городской недвижимости в пользу церковных и монашеских учреждений, отдельных священнослужителей, «бедных людей» и т.д. Взносы на дела благочестия и благотворительности, несомненно, существовавшие и прежде, представляются вполне сложившимся явлением в XIV — первой трети XVI в. и встречаются в подавляющем большинстве дошедших до нас купеческих завещательных актов. Оставляя дарения, олдермены, очевидно, старались не только застраховать свои души от посмертных мучений, но и, возможно, исходили из того, что богоугодные дела, милосердие и благотворительность были средством, способствовавшим коммерческому успеху и завоеванию авторитета и уважения в обществе. Не следует упускать из вида и стремление обеспечить социальный порядок и спокойствие, без чего нормальная торговля невозможна.
Итак, деловым людям людям Лондона, в том числе олдерменам, было свойственно многообразие видов коммерческой деятельности. Эта черта отличала всех, кто втягивался, так или иначе, в процессы накопления капитала на ранних этапах, будь то купцы Бристоля, других английских городов или деловые люди Флоренции и Стокгольма. Очевидно, что разнообразие и многоплановость функций, которые приходилось выполнять представителям элитарного купечества, было необходимым условием успеха их профессиональной карьеры. А связь значительного числа лондонских олдерменов с развитием раннего капитализма можно рассматривать как специфическую черту и важную характеристику купечества и правящей элиты Лондона XIV–XVI вв.
Основополагающим занятием в этом разнообразном комплексе, безусловно, являлась торговля, прежде всего внешняя, оптовая, поскольку именно она могла принести и приносила, невзирая на колоссальный риск, наиболее высокие прибыли. Представители деловой среды, как следует из переписки Сели, именно торговлю воспринимали как достойное, благородное и богоугодное дело, требующее неимоверного напряжения воли, практичности, расчетливости, осмотрительности, деловой активности, умения ориентироваться в сложных ситуациях и принимать быстрые решения, полагаясь в основном на собственные силы. Купцы ясно представляли, что целью их деятельности является получение дополнительных материальных средств — именно к этому они сознательно стремились, несмотря на то, что, с точки зрения церковных идеалов, это считалось греховным. Поскольку стремление к прибыли было важнейшим, если не определяющим, мотивом купеческой деятельности олдерменов, то нажитое богатство стало показателем их социальной ценности.
Однако здесь мы сталкиваемся со сложнейшей для купечества областью т.н. «конфликта сознания», которая создавалась предписаниями канонического права и схоластической литературы относительно взимания процента и «справедливой» цены. Отсюда и специфический для профессиональной психологии лондонских купцов-олдерменов «конфликт сознания»: материальная прибыль — собственно профессиональная цель, нажитое имущество — свидетельство успеха и достигнутого социального положения, но именно это приводит представителей олдерменской элиты к конфликту с церковным законом и его христианским сознанием. Этот конфликт и общепринятые способы его разрешения через широко распространенную практику «посмертных дарений» красноречиво отражают многие завещательные акты олдерменов.
Входя в состав крупнейших ливрейных компаний, купеческих по своему характеру, олдермены осуществляли крупномасштабную торговлю самыми разными товарами (в том числе шерстью в XIV в., шерстяными тканями и различным сукном, особенно в XV–XVI вв.) как в Лондоне и Англии вообще (районы Котсуолда, Чилтерна, Йоркшира, нагорья Линкольншира, где закупали главным образом шерсть; города Беркинг, Бристоль, Глостер, Ковентри, Ипсвич, Оксфорд, Ярмут и пр.), так и за ее пределами (Брюгге, Венеция, Флоренция, Генуя, города Испании, Франции и пр.).