Под сияньем северной Авроры
Шрифт:
– В этом есть смысл, - обиженно протянуло зеркальце.
– Это ты начинаешь жадно нагнетать: «Хватай! Это наше!» А первое впечатление может быть обманчивым! Нельзя обниматься с кем попало! Нельзя целоваться с кем попало! Да и вообще!
– Не злись, - неожиданно ласково погладил своим большим зубчиком ручку зеркальца гребешок.
– Я понимаю, тебе сложно. Намного сложнее, чем мне. Если кандидатов несколько, трудно понять, кто самый подходящий вариант.
– Вот именно, - пробурчало зеркальце.
– И ты мою позицию знаешь. Я не люблю
Я размышляла. Позицию разных сторон я услышала. Все по-своему были правы. Внезапная мысль поразила меня: Бэй! Бэй же тоже… носил гребень! Недолго, судя по всему, но носил! Но разве такое возможно?
– Послушай… эм… - обратилась к гребню я и тут же сама себя прервала.
– Да как же с вами неудобно-то… вам столько веков… а я «эй», «эй»!
– Тысячелетий, - поправило зеркальце.
– И даже больше.
– Неужели вас всегда так и звали: зеркальце! Гребень! Трезубец!
– А что не так?
– удивленно звякнул гребешок.
– Ну у вас же, судя по всему, есть душа. Вы не голый интерфейс с искусственным интеллектом.
– Допустим, и что?
– А имя? У вас же должно быть имя. А его нет. Это неправильно. У всех нетривиальных вещей должно быть собственное имя.
– Она права, - хмыкнуло зеркальце.
– Я такое видело. У всех знаменитых вещей есть имена.
– Дай нам имена, - умильно попросил гребень голосом Бэя.
– Подходящие. Есть идеи?
– Я б тебя назвала Гриней, - ни на секунду не задумавшись, выпалила я.
– «Гр» - гребень. Гри-и-иня… нежно, мягко. По-семейному.
– Пойдёт, - благодушно согласился гребешок.
– Мне нравится. Я Гриня. Секундочку…
Гребешок топнул боковым зубчиком, и на спинке появилась маленькая витиеватая надпись-гравировка на русском.
– Вот, - любовно заметил гребень.
– Теперь всё в ажуре. Я именной. Это принципиально иной уровень, верно?
– Верно, - улыбнулась я.
– А я?
– с надеждой спросило зеркальце.
– Я хочу… красивенькое… имя. Лучше китайское.
– Зенггуанг подойдет? Как раз начинается на «зе» - зеркальце.
– В точку, - хихикнул гребень, без согласия зеркальца принявшись создавать соответствующую надпись на ручке вокруг розовой жемчужины.
– Переводится как «Увеличивающий свет»… красиво… и по факту. Будешь Зенггуанг. Всё! С днем рождения, бро!
– С именинами, - поправила я.
– Так а что ты хотела узнать?
– рассматривая себя в зеркальце, полюбопытствовал гребень.
– Ой, ну как хорошо… так идёт… Прям второе рождение.
– Правильно ли я понимаю, что посторонний человек не может касаться артефактов?
– уточнила я.
– Угу. Но только если они уже активированы на крови, - спохватился гребень.
– До этого… без разницы.
– То есть в период «без хозяев» вами может владеть, кто угодно?
– Ну… не
– Посторонний человек нас просто не найдёт, если мы были утеряны. Если ты об этом. Так что нас обнаружит либо потомок Хранителей, либо потомок Изначальных.
– Либо это была случайная находка, например, если одно зацепилось за другое, - возразил гребень.
– Ну гипотетически такое возможно, - нехотя признало зеркальце.
– Это как?
– улеглась на кровать я, принявшись внимательно слушать.
– Ну вот представь… огромная куча разных мелких вещиц выпало из сундука затонувшего сундука на морское дно, где, предположим, лежали мы, ожидая, пока наша истинная владелица объявится. Спустя столетия местный ныряльщик увидел красивые бусы из давным-давно сгнившего сундука, схватил их и случайно зацепил гребешок. Посчитал его ценной вещью и тоже забрал. Но гребень не может без меня, он обязательно спровоцирует ныряльщика взять и зеркальце с собой. По факту мы оба не активированы на крови нового владельца, а значит, не представляем ни для кого угрозы. Нами нельзя управлять, но можно передавать. Так яснее?
– Не очень, - призналась я, зевая.
– Ну нам же надо как-то искать себе владельца?
– пояснил гребешок.
– Иногда приходится прибегать к такому способу транспортировки. Глупо, согласен. Но… так. Другого пути нет, если нас по каким-то причинам не передали из рук в руки новому владельцу предыдущие хозяева.
– А когда вас вообще в последний раз передавали новому владельцу?
– поинтересовалась я.
– Давненько, - признался гребень.
– Счёт на тысячелетия идет. Аккурат после раздела подводного царства. Но я не знаю, сколько это по людским меркам.
– А что там делили?
– Да как объяснить, - задумалось зеркальце.
– Сферы влияния.
– Север - юг?
– предположила я.
– Или по количеству вкусной рыбы?
– Нет. М-м-м… дно, придонная область. Самые темные и холодные зоны - раз. Вода на поверхности, прибрежная теплая зона - два. Ну и…. серединка между ними. Такой… переходник, так скажем.
– Короче, пелагиаль*, вернее, ее аналоги, делили. Я поняла.
– Это что?
– уточнил гребень.
– Долго объяснять. То же самое, просто умными словами.
– Рыбы - зональные существа, - признался гребень.
– Одни живут почти на поверхности воды. Другие - на дне. Они все очень разные. Возник конфликт. Непримиримый конфликт. А уж когда рыбы начали на суше ползать…
– Это было много миллиардов лет назад, - заметила я.
– Примерно 360 миллиардов лет назад, если быть точной.
– Это только первый выход, - пояснило зеркальце.
– Русалки тогда не пошли, просто наблюдали. Я это хорошо помню. Им суша показалось странной, непонятной, опасной. А вот когда человечки первые города начали строить, тогда хвостатые и заинтересовались, узрев жалкие подобия собственных жилищ.