Под солнцем цвета киновари
Шрифт:
Не заключил ли сделку за его спиной сам Хун Йууан Чак? Как-никак, они родственники с Ах-Суйток-Тутуль-Шивом. Халач-виника Ушмаля всегда был ловким политиком и сильным врагом. Не один батаб или халач-виника, решившие пойти против правителя страны Пуук, сгинули на этом пути. Сила, обман, интриги, лесть — вот оружие, которое использовал против своих врагов Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Зато к друзьям он был прямодушен, благороден и щедр. И если бы не свадьба Тутуль-Шива с прекрасной Иш-Цив-нен и ее смерть во время родов, то молодой правитель Майяпана дружил бы с Тутуль-Шивом. В глубине души Хунак Кеель восхищался многими качествами своего врага. Но тем сильнее он его ненавидел. А что если действительно владыки Шибальбы вернули его на землю? Что ж, их вражде даже боги не указ! В любом случае Хунак
Теперь для правителя Майяпана все стало на свои места. Когда-то бесстрашный воин Чак Шиб Чак состарился и последние дни, отпущенные ему богами, хотел прожить в мире и спокойствии. Чак Шиб Чак и не думал вступать в конфликт с какой-либо из сторон. Он считал, что лучшей защитой от охотников будет союз трех городов-государств. Против такого мощного триумвирата не выступит ни одна из известных военных сил. Но война его племянника с охотниками разбила его чаяния. Войско дикарей огромно, и, несмотря на успешно начавшуюся кампанию, Ах-Суйток-Тутуль-Шив понимал, что в одиночку такого врага ему будет одолеть нелегко, особенно имея в тылу извечного соперника Майяпана. Тогда он вступил в сговор с Хун Йууан Чаком. План был прост: заманить в ловушку Хунак Кееля и Ош-гуля на праздник Нового огня под предлогом расправы с халач-виником Ушмаля. В обмен он получал поддержку и смещение действующего правителя Чичен-Ицы. Хун Йууан Чаку требовалась легитимность вступления на престол, и Тутуль-Шив «доставил» ее от богов Шибальбы. Затем плененных правителей посланник богов намеревался отправить на жертвенный алтарь. «Ош-гуль, видимо, чтото почувствовал и раньше покинул город. Я же разрушу его дотла!» В то самое время, когда Ах-Суйток-Тутуль-Шив приказал своим воинам взять Хун Йууан Чака под стражу, у-какиль-катун Майяпана ворвались в город.
Это была беспощадная кровавая битва. Застигнутым врасплох гвардейцам Ушмаля ценой больших потерь удалось остановить продвижение врага и закрепиться в западной части города у храма Утренней звезды. Тутуль-Шив, превосходный стратег, к тому же отлично знающий город, направлял небольшие мобильные отряды в обход прямого столкновения в тыл Хунак Кеелю. Этими вылазками он отвлекал главные силы противника, сконцентрированные у храма Утренней звезды. Его воины действовали, как дикие пчелы, жалящие взбешенного зверя, отгоняя его от своего улья. Воины в шлемах в виде орла гвардии Ушмаля появлялись в самых неожиданных местах, наносили удар и так же стремительно отступали, заманивая врага в заранее подготовленные засады. Хунак Кеель был в ярости, но тактике Тутуль-Шива ничего противопоставить не мог. Его солдаты были измотаны, а потери слишком велики, чтобы продолжать сражение, и с наступлением сумерек воины Майяпана отошли в занятую ими часть города.
Ах-Суйток-Тутуль-Шив сидел на верхней площадке храма Утренней звезды, наблюдая за тем, как в лучах угасающего солнца горел город его отрочества. Впервые после смерти жены его глаза наполнились влагой. Как и тогда, не в силах что-либо изменить, он беспомощно смотрел, как умирает жемчужина Земли фазана и оленя город Чичен-Ица. Тутуль-Шив сжал кулаки с такой силой, что пальцы побелели. Что ж, он сумеет запомнить этот день до мелочей, чтобы потом заставить халач-виника Майяпана страдать так же, как сейчас страдает он сам.
Ни одно из обескровленных сегодняшней битвой войск не могло удержать Чичен-Ицу, нуждаясь в отдыхе и пополнении. И как бы сильно ни жаждал Хунак Кеель смерти своему врагу, он отдавал себе отчет в том, что исход сражения не в его пользу и что теперь он сам рискует попасть в руки Тутуль-Шиву. Халач-виника Майяпана угрюмо смотрел, как его воины поджигают здания и храмы непокоренного города. И это было все, чем он мог отплатить молчаливым стенам за удар, нанесенный его честолюбию.
— Что ж, тебе удалось отстоять Чичен-Ицу, Тутуль-Шив, но и ты не надолго
Взглянув в последний раз на громады пирамид, так манившие его своей неприступной величественностью, он приказал выдвигаться. Глухо ударили тункули, и под надрывный вой раковин-горнов мимо волнистых шеренг связанных между собой пленных неспешно проплыли носилки ненавистного халач-виника Майяпана.
Под резкие выкрики охранников и удары кнутов спутанные ряды невольников побрели за царственным палантином. Среди покрытых копотью, забрызганных кровью, изможденных ранами узников выделялся один высокородный вельможа. На его плечах красовался ослепительный плащ, сотканный из перьев редких тропических птиц, а голову венчал убор в виде божественного кацаля. Еще вчера он был вершителем судеб, теперь — заговорщиком, которого обманули союзники, ах пполок ёки и убийцей своего брата. Он так и не унаследовал трон священного города, воспетого в самых дальних уголках Земли фазана и оленя.
Хун Йууан Чак, униженный и раздавленный, шел в веренице пленных простолюдинов. Как часто на праздниках в Чичен-Ице или других городах, куда его приводила опасная дорога поклоняющихся Эк Чуаху, ему приходилось наблюдать такую же картину. Думал ли он тогда, стоя на пирамиде или вальяжно развалившись в богато украшенных носилках, что будет сам выступать в роли тех несчастных, что проходили мимо него на жертвенный алтарь! Плененный Тутуль-Шивом, он возликовал, увидев ворвавшиеся в город передовые части Майяпана.
Внеся сумятицу в ряды воинов Ушмаля, у-какиль-катун Хунак Кееля без труда отбили его, но скоро радость сменилась удивлением, удивление — отчаянием, а оно в свою очередь тупой безысходностью. «Хунак Кеель — лживое порождение Болон-Тику! Да возьмут его боги на седьмой круг ада! Он предал меня, не удостоив даже взглядом. Как я мог довериться ему? Сначала моими руками он убил моего брата, потом обратил в рабов мой народ, теперь гибнет в огне мой город. Нет мне прощения!»
— Хун Йууан Чак попытался посмотреть в сторону так горячо им любимого города, но стягивающая шею петля мешала, так как была основательно примотана к длинной связке бамбуковых палок, к которой, так же как и ах пполок ёки, были привязаны шеи еще семерых человек.
И все же краем глаза ему удалось увидеть ужасающую картину, в которой шла безмолвная война огня с камнем, воспламененная и оставленная здесь ушедшими людьми. Опустевшая, брошенная на произвол Чичен-Ица была объята пламенем.
Непросто было совладать огню со старыми стенами столицы страны Чен. Обезумевшее пламя, с легкостью пожиравшее деревянные конструкции, разбивалось о холодные базальтовые монолиты храмов. Тогда ему на помощь приходил ветер, извечный приятель пожарищ.
Он срывал объятую пламенем кровлю и кидал ее на застывшее волнение булыжных мостовых. И вскоре, вдоволь нализавшись терпеливого камня, огонь снова затухал. А гуляка ветер, разметав его остатки, вновь взлетал на пирамиды и уже с догорающих святилищ вздымал ввысь гигантские снопы искр, пропадавшие в ночи гдето на полпути к звездному небу. Будто и не город это был вовсе, а долина вулканов, вдруг оживших огненным дыханием властителей Шибальбы. Не успели они потухнуть, как багровым заревом занялась восточная окраина Чичен-Ицы, указывая место, где вышло из города войско Хунак Кееля. Деревянные лачуги крестьян, словно самые быстрые гонцы страны Чен, передавали друг другу смертоносную эстафету огня, и вскоре прекраснейший город Земли фазана и оленя был заключен в огненное кольцо. Ах-Суйток-Тутуль-Шив не стал дожидаться, когда воздух Чичен-Ицы, пропитанный удушливой гарью и смрадом горящих трупов, отравит его светлые детские воспоминания. И, хотя сражение с Майяпаном не было проиграно, он с тяжелым сердцем покидал город своих предков. Он знал, что улицам и площадям Чичен-Ицы больше не суждено видеть паломников, пышных процессий и веселых празднеств. Его жертвенные алтари уже никогда не обагрятся кровью. Тутуль-Шив спешил покинуть столицу страны Чен. Возвращение из царства мертвых обязывало халач-виника выполнить волю тех, чьи помыслы и желания уже давно овладели его разумом…