Под солнцем цвета киновари

Софиенко Владимир Геннадьевич

— Ты прав. Возможно, Тутуль-Шив и станет нашим халач-виником, но не забывай, что для царственной особы главным подтверждением его общения с богами является победа на поле брани. А команда Тутуль-Шива сейчас проигрывает.

— Вы как всегда правы, светлейший Кукульцин, — согнувшись пополам, ахмен попятился, пропуская высокую особу.

Опытный и искушенный в вопросах дворцовых интриг жрец Ушмаля Кукульцин уловил в тоне хранителя бани скрытую обиду или даже угрозу. «Надо бы приглядеться к этому юному жрецу», — отметил про себя Кукульцин.

На следующее утро после бессонной ночи, в течение которой он внимательно изучал родословную Ошгуля, жрец направился в резиденцию халач-виника и ах-кин-маи Ушмаля. Кукульцин был одним из

немногих приближенных, кому было дозволено беспрепятственно тревожить правителя в любое время суток, однако он нечасто пользовался привилегией. Великий человек Ушмаля Ах-Суйток-Шив пребывал в южных покоях своего дворца. Великолепную комнату искусно украшали жемчуг и серебро, пол и потолок ее покрывали ковры из изумительных по своей белизне перьев цапли. При самом незначительном дуновении ветерка пышное убранство приходило в волнение. Волны одного ковра играли над головой белыми барашками легких облачков, в то время как волны второго разбивались о перламутровые берега диковинных раковин, словно о причудливые драгоценные островки, разбросанные среди ослепительно-белого моря пуха. Каждый, кто удостаивался чести посетить эту комнату, чувствовал умиротворенность и душевный покой, располагающие к неторопливым доверительным беседам. Кукульцину тоже была знакома эта обманчивая защищенность, погубившая немало неосторожных сановников: кто-то поплатился своим положением, а кто и головой за свою откровенность. Однако жрец заранее был готов к магии этой комнаты.

Возле покоев халач-виника он столкнулся с двоюродным братом правителя Хун Йууан Чаком, который прибыл с подарками и знаками почтения от своего единокровного брата — владыки страны Чен и Священного города Чичен-Ица. Чак Шиб Чак недавно вступил на престол и при каждом удобном случае пытался еще раз заручиться поддержкой своего родственника, великого правителя Ушмаля. Кукульцин знал, что пятнадцать кинов, то есть дней, назад Хун Йууан Чак с большим караваном рабов-носильщиков и ценным грузом вернулся из дальнего утомительного и опасного странствия, тем значимее был его незамедлительный визит в Ушмаль. Ах-Суйток искренне обрадовался подношениям и дружественному расположению правителя Священного города.

Однако более хлопка, какао, керамики, перьев кацаля, золота и даже нефрита ценил он ту бесценную информацию о дальних странах и ближайших соседях, которой ах пполок ёки — купцы, прибывавшие для торговли в Ушмаль из разных мест, делились с ним в ходе беседы.

С их слов Ах-Суйток не только имел реальное представление о военной мощи своих врагов, но и узнавал о последних технологиях различных ремесел, а самыми дорогими из них считались новые способы возделывания земли. Так, при помощи «плавучих садов» чинамп, сооруженных по описанию одного купца из могущественной столицы ацтеков Теночтетлана, народ шив относительно благополучно перенес сильнейшую засуху, когда восемь тунов назад грозный бог Чаак подверг этому испытанию страну Пуук. Кроме того, правитель Ушмаля обладал подробнейшей картой дорог и троп дальних стран, которые вдоль и поперек исходили поклонники бога торговли Эк Чуаху.

Кукульцин слишком поздно понял, что его визит не ко времени. Как правило, после общения с купцами Ах-Суйток пребывал в отличном расположении духа и избегал разговоров на серьезные темы, однако в проеме приподнятого купцом полога халач-виника уже заметил служителя Кукулькана. Жрец вошел в комнату. С момента его последнего посещения в ней ничего не изменилось.

В центре, утопая в девственном белом великолепии, на каменном троне в виде двуглавого ягуара, инкрустированного драгоценными камнями, восседал грозный правитель Ушмаля. Несмотря на преклонный возраст, — дряхлое его тело, покрытое выцветшими татуировками, даже в жаркие дни нуждалось в теплых накидках, — в черных как смоль глазах правителя по-прежнему, как и сорок тун назад, когда он взошел на престол, горел неиссякаемый огонь любви к жизни. Такой огонь отличает натур

деятельных, неуемных в своих амбициях, требующих от жизни все новых и новых высот. Для многих взять хотя бы одну такую высоту не под силу и за весь отпущенный им срок на земле.

— О всемогущий правитель народа шив…

— И ты здесь, почтенный Кукульцин, — прервал светское приветствие жреца Ах-Суйток. Он широко улыбнулся, обнажив острые, заточенные на акулий манер зубы, приветствуя своего любимца. — Ты не так часто появляешься у нас, как хотелось бы. Что привело тебя к нам? Может, ты огорчен поведением нашего сына Тутуль-Шива?

Жрец удивленно поднял глаза: «Неужели Ах-Суйтоку известно о вчерашнем проступке юного Шива? Не может быть! Об этом знают только я и этот недостойный Ош-гуль. Лишь немногие удостоены чести говорить с солнцеподобным, а такие, как Ош-гуль, даже смотреть в сторону земного бога не имеют права».

— Напротив, величайший из правителей. Вчера он одержал достойную своих предков победу. Выиграл в «кулум» у соперников, превосходящих в два раза по численности и силе.

— Я не про игры, жрец.

И снова Кукульцину показалось, что Ах-Суйток знает о вчерашнем происшествии. За время службы у правителя Ушмаля он не раз убеждался в том, что стены дворца имеют глаза и уши. Ах-Суйток был непримирим и резок в поступках, когда дело заходило о лжи и укрывательстве виновных. Не раз чилам становился свидетелем жестоких расправ над преданными царедворцами, и даже за меньшие провинности. Служителю храма пришлось призвать все свое красноречие и опыт дипломата, чтобы не бросить тень на своего любимца, но одновременно не оскорбить достоинство правителя своим укрывательством проступка юного Шива.

— Если всевидящий Ах-Суйток имеет в виду ту нетерпимость своего сына, с которой он сбежал с лестницы храма на помощь своему отряду, который терпел поражение, то ваш недостойный чилам не узрел в этом оскорбления всемогущему Кецалькоатлю. Не богу ли войны знать о том, что успех любого сражения зависит от умелого замысла и быстрого воплощения? — хитрый чилам нарочно назвал имя Бога Кукулькана на родном языке халач-виника.

— В очередной раз я убеждаюсь в твоей мудрости.

Я правильно сделал, поставив тебя наставником над своим сыном. Но впредь Тутуль-Шив должен чтить великих богов. Иначе он так же быстро слетит с вершины власти, как сбежал с пирамиды Великого Кецалькоатля.

Что же привело тебя к нам?

— Чистота рода, духа и помыслов тех, кто служит вам и богам, покровительствующим стране Пуук.

Ах-Суйток нахмурил брови:

— Говори!

Скольких людей заставлял трепетать его взгляд! Вот и Кукульцин почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок.

— Сегодня в руки мне попала родословная хранителя бани ахмена Ош-гуля. Я заслуживаю кары, всемогущий Ах-Суйток, за то, что все это время пребывал в неведении относительно чистоты его крови и учил недостойного общению с богами.

— Кажется, я знаю, о ком речь. Не тот ли юноша, чья внешность, напоминающая потомков первых людей, [8] идет вразрез с его способностями к знаниям? Что же такого ты мог увидеть в его родословной? — халач-виника озадаченно пожал плечами. — Насколько мне известно, он из города Мани и принадлежит к правящему роду, хотя только по материнской линии.

Теперь пришло время удивляться Кукульцину. Ах-Суйток лишь формально был верховным жрецом города Ушмаль, он всецело доверял своим чиламам, редко вмешивался в дела жрецов. Почему же такая мелочь, как родословная какого-то ахмена, пусть даже с незаурядной внешностью, заинтересовала халач-виника?

8

Древние майя верили, что обезьяны произошли от первых людей, которые стали неугодны богам.