Под солнцем Виргинии

Ланцман Аида

Парень еще какое-то время смотрел на него, изучая, а потом улыбнулся. Он был хорош собой: теплые карие глаза, темные тугие кудри и пухлые губы. Он улыбался, и на его щеках проступали ямочки. На левой скуле была родинка, а в ушах – толстые серьги-кольца.

–– Хочешь зайти? – вдруг предложил он. – Меня зовут Фабьен, – представился молодой француз.

–– Натаниэль, – пожав его ладонь, Нейт кивнул и прошел следом, очутившись в тени и прохладе каменного дома.

Фабьен Моро жил на втором этаже двухэтажного дома. У него имелся свой выход на крышу. Его квартирка была светлой, пропахшей солью, лосьоном после бритья и туберозой. Оказалось,

его родители живут в Париже, а он странствует в поисках себя. О том, что Фабьен часто путешествует и носит на плечах тяжелый рюкзак, свидетельствовали темные следы в тех местах, где лямки соприкасались с кожей. Он был обнажен по пояс, на его груди, возле ключицы, были две маленькие татуировки: Луна и звезда. Нейт смущался, рассматривая его грудь, и поджарый живот, и рельефную спину, краснел, но и взгляд отвести не мог. Фабьену было двадцать пять лет, он не слушал музыку, выпущенную после семьдесят шестого года, читал Ницше и Фрейда и писал роман на печатной машинке, отвергая современную технику.

В его однокомнатной квартире было просто, но чисто. Постель была свежая – Нейт заметил, когда сел на край, потому что в комнате не было ни дивана, ни кресла, только стул, заваленный выстиранной одеждой.

Фабьен предложил сварить кофе и принес закуски. А потом они долго говорили.

Нейт рассказал, что собирается изучать архитектуру, но не уверен, что это правильный выбор. Рассказал, как появился на выпускном без пары, и это стало темой обсуждения всего вечера. Рассказал о балетной школе своей матери, и о старинной усадьбе в Виргинии. О Крисе и Джо. Рассказал, что в Шамони есть отель, которым владеет его семья, и даже пригласил на Рождество покататься на лыжах.

Иногда утром Фабьен выходил в море на арендованной моторной лодке, а вечером возвращался с уловом: рыбой, устрицами, мидиями – и продавал на стихийном рынке на набережной. В другие дни он занимался своим автобиографическим романом, потому что, как говорил сам, к своим двадцати пяти годам уже успел объездить пол-Европы, полюбить многих женщин и мужчин, и обзавестись историями, которыми ему хотелось поделиться.

Нейту такой образ жизни казался очень романтичным.

В тот же вечер, вернувшись домой, он сказал матери и отцу, что, кажется, влюбился в мужчину. Женевьева улыбнулась и сказала, что рада за него, Аарон чуть не подавился вечерним кофе. А ночью Нейт долго не мог уснуть, пока в конце концов не поплавал в бассейне, чтобы скинуть напряжение и избавиться от мыслей о родинке на щеке и полных губах.

Всю следующую неделю они провели вместе. Ели в маленьких кафе, о которых обычно знают только местные, загорали, лежа на песке и читая каждый свою книгу. Они гуляли по пирсу, соревнуясь в том, кто придумает лучшее имя для яхты.

–– Если бы моя лодка каким-то чудесным образом превратилась однажды в яхту, – смеясь, начал Фабьен, – я бы назвал ее "Джованна Гассьон", в честь Эдит Пиаф.

–– Почему? – удивился Нейт, который развернулся спиной и шел перед Фабьеном, чтобы лучше видеть его лицо.

–– Ты хоть раз слышал ее голос, Натаниэль? – новый друг отказывался звать его иначе, чем полным именем.

–– Да, – согласился Нейт. Он остановился и положил ладони на плечи Фабьена.

–– Тогда почему ты спрашиваешь? – Фабьен провел большим пальцем по его губам и поцеловал. – Как бы ты назвал свою яхту? – спросил он, когда Нейт осторожно отстранился.

–– «Кристиан», – признался Нейт и облизал обкусанные, сухие губы.

Фабьен закурил и покачал головой:

––

Нужны только женские имена. Потому что они прекрасны, звучат, как песня, – Фабьен улыбнулся, а потом добавил: – Похоже, что этот Кристиан очень важен для тебя. Кто он?

Но Нейт не ответил, только ускорил шаг и все равно не изменил своего решения, потому что яхта, как и самолет, была символом свободы для Криса. И потому, что считал имя Кристиана прекрасным, как и его самого.

День они провели в море, запаслись бутылкой вина, фруктами, сыром и багетом из пекарни на причале. Пары глотков вина хватило, чтобы Нейт, распаленный полуденным жаром, разделся и нырнул в воду, чувствуя себя счастливым и невероятно свободным. Таким, каким был рожден на этот свет: ничего не имеющим.

А на следующий день Фабьен пригласил его на свидание. Когда день клонился к закату, Фабьен притащил его на пляж, о котором не знали туристы, и сказал, что собирается сделать пару снимков. На его шее висела камера. Нейт покачал головой, когда Фабьен стал убегать от него по линии берега, где море граничило с песком. Брызги поднимались в воздух под его ногами, Нейт бежал следом, как вдруг Фабьен остановился и принялся щелкать камерой.

Затем они разделись догола и зашли в воду. А когда солнце скрылось, устроились прямо на песке.

Фабьен вытащил из рюкзака бутылку божоле-нуво и откупорил ее. Они пили из горла. Фабьен целовал Нейта снова и снова.

Как они вошли в квартиру Фабьена, Нейт не помнил, потом, конечно, память подкинула ему вполне подходящее слово: «ввалились». Нейт сел на кровать, Фабьен подошел к проигрывателю и поставил пластинку Пиаф. «Padam, padam», – пела она, а Нейт чувствовал непонятную тревогу от интимности момента. На стенах висели чужие фотографии, лица людей, которых он не знал, смотрели на него, на столе лежали недописанные мемуары, которые, если бы Нейта спросили, Фабьен начал писать слишком рано. Запахи, которые показались приятными в первую их встречу, теперь казались чужими: в ароматах лосьона для бритья и соли Нейт вдруг почувствовал невнятно и неярко запах Криса.

–– Можем не делать этого, если ты не хочешь, – тихо сказал Фабьен, вытащив из тумбочки презерватив, и сел рядом. Нейта вдруг затошнило от тревоги, но он покачал головой, а потом улыбнулся.

–– Я хочу, – сказал он и поцеловал Фабьена. Его губы хранили вкус молодого вина и горечь сигарет. Нейт снял с него футболку и провел ладонью по груди, по животу.

Ладонь остановилась, наткнувшись на резинку его белья, а потом скользнула под нее. Нейт стащил с Фабьена белье и наклонился над ним – от него пахло морем.

Позже Нейт откинулся на подушку, едва не свалившись с узкой кровати, чувствуя в себе его торопливые пальцы. Его нетерпение передалось Нейту. И когда Нейт почувствовал его внутри, на миг ему показалось, что они стали одним целым.

–– Это ведь не было случайностью? – спросил Нейт, наблюдая, как за окном всходит солнце.

–– Нет, – ответил Фабьен, обнял его со спины и поцеловал в плечо.

Вспоминая его ответ много лет спустя, Нейт поймет смысл. Потому что именно Фабьен был тем, кто определил его дальнейшую жизнь. Он был тем, кто сделал все до невозможности простым и понятным. Помог разобраться в себе, в своих чувствах. Своими поцелуями и порой раздражающими цитатами из умных книг помог найти путь к себе. Он честно отдавал ему все, что мог, и ничего не просил взамен. Он был мечтателем, с открытым и свободным сердцем. Таким Нейт его запомнил.