Под созвездием Большого пса

осирисс

К его немалому удивлению, кафетерий оказался вполне приличным заведением: столики покрывали чистые старомодные скатерти, пол и окна блистали чистотой, а в воздухе витал сногсшибательный аромат молотого кофе. Заглянув в меню, он опять пришел в ступор, что такое, скажите на милость латте или коретто? Подумав, он выбрал хорошо ему известный эспрессо, не став мудрить и гадать, что представляют из себя другие, представленные в меню виды кофе. Дополнив свой заказ мягкой сдобой с корицей, Сириус разместился за маленьким столиком у окна.

Пороть горячку точно не стоило, надо было хорошенько всё обдумать, найти Гарри, Люпина и других, ну и навестить своё жилище на площади Гриммо. Интересно, там

кто-то живёт или дом стоит и продолжает дряхлеть и ветшать, утратив хозяев и смысл своего существования?

Час спустя на одной из улочек, на самой окраине Лондона, по дороге шел огромный чёрный пёс. Лохматый и взъерошенный, он производил довольно-таки пугающее впечатление, одинокие прохожие шарахались в сторону при виде угрюмого и жутковатого пса, а он не обращал ни малейшего внимания, словно поглощённый какими-то своими заботами, совершенно не касавшимися окружавших его людей с их людскими проблемами и извечной суетой.

========== Собачьи дни ==========

Жара пришла в Лондон неожиданно, просто в один прекрасный день накрыла город удушливой волной, заставив всех местных красоток сменить джинсы на короткие шортики, из которых так и норовили выпасть ягодицы, а тех, кто не мог позволить себе столь откровенный наряд по своему статусу, вынудив тихо завидовать им, регулируя кондиционер, чтобы хотя бы не расплавиться от жары, сидя в офисе.

Воздух пропах битумом от нагретого асфальта, на дорогах стояли километровые пробки, водители нервничали, ругались друг с другом через открытые окна своих авто, сигналили, словно от звука клаксона пробка вот сейчас резко рассосётся, и отгоняли от машин торговцев газетами и никому не нужными брелочками с изображением Биг-Бена, явно сделанными рукастыми и трудолюбивыми китайцами.

В одном из автомобилей сидел грузный мужчина с одутловатым, до блеска выбритым лицом и галстуком-бабочкой, затерявшимся где-то между пятым подбородком и мощной бочкообразной грудью. Мужчина посматривал то на часы, то на телефон в своей руке, раздумывая, стоит ли позвонить секретарше и попросить её перенести совещание на полчасика, или он таки успеет на него? Мистер Дурсль терпеть не мог пробки, жару и переносить совещания, а сегодня, кажется, совпало всё в раз, и потому его настроение было “гаже бы, да некуда”. Лицо мужчины давным-давно приобрело тот особый багровый оттенок, свойственный только людям с повышенным артериальным давлением, когда кажется, ещё немного, и у них или пар из ушей повалит, или их разобьёт инсульт, но ни того, ни другого с ним не произошло.

Мужчина отвернулся, выглянул в окно, и вдруг его взгляд упал на пса, который шел по тротуару. Огромный чёрный пёс, размером с овчарку, не меньше, тем не менее выглядел куда более угрожающе, нежели обычная овчарка. Может быть, виной тому была жесткая клочкастая шерсть, местами свалявшаяся, местами украшенная репьями из придорожных кустов, может, своеобразное серьёзно-угрюмое выражение на морде, а может быть глаза, такие глаза можно было бы ожидать увидеть на лице человека, но никак уж не собаки. У неё были самые что ни на есть человеческие глаза. Пёс повернул голову, посмотрел на мистера Дурсля, мигнул, словно узнавая его, и вдруг недобро оскалился. Нет, он не зарычал, он просто обнажил ряд крепких и белых зубов, демонстрируя, что, может быть, если этот человек позволит себе чуть больше, чем нужно, ему не поздоровится. Знать бы ещё, где эта грань, за которую ему нельзя заходить. Мистер Дурсль попытался ослабить бабочку, впрочем, та и так впритык сидела на его короткой и мощной, как у слона, шее. Он даже попытался вспомнить, не встречал ли уже где-то этого пса, в голове была полная пустота, он был более чем уверен, что видит этого пса впервые.

Пёс отвернулся и пошел в сторону,

не оборачиваясь и не смотря больше на жалкого человека, который остался обливаться потом в своей тарантайке. Чуть заметный ветерок явственно доносил до песьего носа запах пота и… и страха. Человек боялся, и у него были все на то основания. На какие-то мгновения в голове собаки мелькнула мысль подскочить и вцепиться в голый локоть, высунутый из окна машины. Пожалуй, он бы сделал это куда быстрее, чем человек успел бы закрыть окно. Но, во-первых, как это ни странно, ему было противно даже от мысли, что этот кусок не самого молодого сала, прокоптившегося от пота и автомобильного дыма, а во-вторых, привлекать к себе внимание он не хотел - и без того все, кому не лень, оборачивались ему вслед и долго пялились на удаляющуюся фигуру собаки, понуро куда-то бредущую.

Нет, эта нечаянная встреча вовсе не помешает ему сделать то, что он задумал. Дурсль никуда не денется, когда-то, несколько лет назад, он добрых две, а то и три недели наблюдал за его домом, жизнь этого человека была однообразной до оскомины, тюкнуть утром носом в щёку худую как вобла мадам, поцеловать сыночка-невростеника, машина, работа, машина, тюк - в щёку жену, поцелуй сыночку, вопль в адрес племянника и тишина до утра. Вряд ли хоть что-то в его жизни изменилось, так что если он всё-таки решит, то он знает, где искать этого мужчину. А сейчас его ждал дом или то, что от него осталось.

***

На детской площадке было многолюдно и шумно, впрочем, по-другому тут и не бывало. Многочисленная малышня носилась друг за другом по траве, копалась в песочнике, словно собиралась прорыть второй туннель под Ла-Маншем. Две светловолосые девочки самозабвенно делили куклу, которая вот прямо сейчас нужна было обязательно им обеим: обе сосредоточенно тянули несчастную куклу, каждая в свою сторону, одна - молча, вторая - что-то насуплено бурча под нос.

В самом углу парка, в тени высоких лип играл мальчишка лет пяти, чуть в стороне на скамейке сидела женщина с чуть тронутыми сединой волосами и тонкими морщинками, залегшими под глазами. Одета она была немного старомодно, но между тем с долей изящества и вкуса. В руках женщины были маленькая сумочка и непонятно как туда помещавшаяся книга. Последняя выглядела более чем старой и довольно потрепанной, даже переплёт книги был не картонный, а из тонко выделанной воловьей кожи. Периодически женщина поднимала взгляд от страницы, окликала мальчика и, убедившись, что он все ещё тут и продолжает спокойно играть, снова погружалась в чтение.

Эта странная парочка появлялась тут хоть и не часто, но довольно регулярно, а самые всезнающие завсегдатаи парка говорили, что это бабушка и внук, и что оба родителя малыша разбились на машине, когда сыну было всего ничего - один месяц.

Мальчик сосредоточенно ковырял что-то в коре росшей рядом старой липы, то ли ища в трещинах работяг-муравьев, то ли пытаясь отколупать саму кору и посмотреть, а что же там под ней. Он был тихим и послушным, бабушке не требовалось повышать голос для того, чтобы он услышал её, достаточно было тихого оклика, и мальчишка уже отвлекался от своих занятий и бежал к бабушке.

Он был вроде бы темноволос, но в то же время его волосы отливали то явной рыжиной, то казались куда светлее, чем несколько минут назад, а то и вовсе вдруг начинали казаться розовыми, чего, конечно же, быть не могло. Светлокожий и кареглазый мальчишка не играл с другими ребятами, напрочь отказывался покататься на велосипеде, никогда не приносил роликов и не требовал у бабушки пойти покататься в-о-он на той совершенно замечательной карусели, но зато мог огорошить других малышей странными вопросами вроде “А у вас дома живут домовики?” или “У твоего папы есть метла?”.