Под стук колес
Шрифт:
На 17 почтовом ящике, где парни несли свою службу, было тихо и спокойно. Александр, убедившись, что беркут в надёжных руках, ушёл в расположение части, а Владимир, решил срочно отмыть окошко, да сделать хороший насест для своего питомца.
На другой день, взяв по два полных ведра воды, Владимир и Михаил пошли в степь искать сусликов.
– А ты зачем кирпич в ведро положил? – Удивлённо спросил Владимир.
– Потом увидишь.
Первую норку, в виду отсутствия следов зверька, Мишка забраковал. Так же поступил и со второй и с третьей. На шестой остановился.
– Здесь! – Авторитетно сказал он.
Вылили одно ведро…
– Чтоб не вылез без нас, – пояснил он, – а заодно, и как ориентир.
До воды было метров двести. Туда и назад, уже четыреста. После третьего захода, выливая одиннадцатое ведро, появился суслик. С радостным воплём Устюгов кинулся за ним, но зверёк проскочил мимо его рук и успел юркнуть в следующую норку. Ещё две ходки по четыреста метров и на седьмом ведре, суслик был пойман. Энтузиазма у «охотников» весьма поубавилось, и перспектива такой добычи особо не радовала, а когда отдали её орлу, то совсем приуныли. Голодный беркут слетел с насеста, одним ударом, разорвал зверька пополам и за два захода, быстро проглотил свой завтрак. Потом, всего одним взмахом, огромных крыльев, взлетел на полку и уже оттуда, уставился грозным взглядом на своих «интендантов», всем видом показывая, что очень не доволен организованной поставкой продовольствия.
– Как ты думаешь, одного суслика ему хватит? – Владимиру явно не хотелось снова идти в степь.
– Конечно, хватит! – Михаил сказал это таким тоном, как будь-то только тем и занимался, что всю жизнь кормил беркутов.
На следующий день, объяснив старшине создавшуюся ситуацию, они снова вышли на промысел. На этот раз им хватило восьми вёдер воды, и желанная добыча была снова отдана на съедение пернатому хищнику.
– Володя, а давай-ка его, на улицу, вынесем. Что он у нас в темноте сидит. Да и летать ему, пора учиться. – Михаил говорил с таким озабоченным видом, что даже знаменитый Шерлок Холмс не заподозрил бы его в неискренности.
Устюгов с опаской подошёл к беркуту, снял его с насеста и вынес наружу. Орёл, словно почуял свободу, заклекотал, встрепенулся, пытаясь вырваться, но тут же успокоился, только жёлтые глаза глядели злобно по сторонам. Какое-то время парни любовались пернатым красавцем, а потом Михаил сказал:
– А ты подкинь его, интересно, полетит или нет.
Кажется, Владимир и сам хотел этого. Он тут же, не раздумывая, резко бросил птицу вверх. Беркут от неожиданности захлопал крыльями и начал падать, но у самой земли выровнялся, и полетел сначала низко, почти касаясь крыльями высохшей травы, а потом стал плавно набирать высоту. До ближайшего барака, где жили командировочные специалисты, было метров сто, и он, пролетев это расстояние, сел на крышу. Михаил не успел заметить, когда, рядом с ними, появился мужчина в гражданском. Он тоже с восторгом наблюдал за полётом огромной птицы и, не поворачиваясь к ним, спросил:
– Это чей орёл?
– Если достанешь, то твой будет. – Спокойно сказал Владимир.
– Это я мигом! – И мужчина куда-то быстро ушёл. Вскоре он уже спешил к этому, длинному, не очень высокому зданию, с лестницей в руках. Но стоило ему только прислонить её к крыше, как беркут, расправил крылья и взлетел.
Сначала он пролетел над двумя бараками и повернул влево, «прошёл» над складами «почтового ящика», и начал широкими кругами набирать высоту, поднимаясь с каждым разом всё выше и выше, как бы ввинчиваясь в бездонную синеву
Долго стояли друзья очарованные свободным полётом красивой птицы. И только когда сверху донёсся чуть слышный, орлиный клекот, и беркут, раскинув широкие крылья, направился в бескрайние, степные просторы, они опустили головы.
– Что-то от солнца, глаза заслезились, – неожиданно осипшим голосом, сказал Владимир.
Михаил промолчал. За годы своей срочной службы, они узнали настоящую цену свободы и оба были рады своему поступку.
Батя
Дело было в Армии ещё в советские времена. Наш командир полка, подполковник Сидоченко, был крутого нрава мужик. За малейшую провинность объявлял пятнадцать суток ареста и не сутки меньше. Ещё он был настоящим футбольным фанатом. Все лучшие футболисты дивизии были у него. Стоило ему только сказать, что в каком-нибудь ВСО призван игрок из Торпедо или Динамо, (не важно!), он садился в машину, и ехал хоть за триста километров, и в наглую забирал спортсмена к себе. Когда наша команда проигрывала, что было очень редко, они, построившись по ранжиру, молча, шли на «губу». А выиграв, толпой окружив «батю», весело шли в штаб за увольнительными. Ребята гульванили до утра и никакой патруль даже тронуть их, не имел права. А самая высокая похвала из командирских уст, звучала его знаменитая фраза: – Ну и кадра! Однажды мы, комсомольские активисты, стояли в коридоре рядом с кабинетом комполка ожидая вызова к замполиту, кабинет которого был напротив. Смотрю, в штаб заходит грустный Василий Яблочкин и идёт прямо к нам.
– Что случилось-спрашиваю – чего такой грустный?
– Да вот-говорит – посылку получал, а на почте её вскрыли. А там бутылка водки, мать всунула. Вот теперь иду к бате, а потом на губу.
– Ты же не пьёшь – говорю – чего это она?
– Так день рождения скоро! Ладно, пойду.
Войдя в кабинет командира, (дверь осталась приоткрытой!) он громко доложил:
– Товарищ подполковник, рядовой Яблочкин по Вашему приказанию прибыл!
– Ну что, Яблочкин – грозным голосом начал «батя» – мама прислала бутылку водки, выпей за моё здоровье сыночек! Так что ли?
– Так день рождения скоро, а мать-то не знает, что не положено…
– А как ты Яблочкин пить будешь, сам или с товарищами?
Как потом Василий нам рассказывал нам:
– Ну, думаю, скажу с товарищами – пятнадцать суток, скажу – сам, тоже пятнадцать. Эх!
Была – не – была! Сам, товарищ подполковник.
– Сам? Бутылку водки? А ну на!
Я стоял у двери и слышал, как наступила мёртвая тишина. Василий как во сне, открыл бутылку, зачем-то раскрутил её и… послышалось сочное бульканье, а через мгновение раздался мощный, негодующий рык:
– Сволочь! Мерзавец! Негодяй! У командира части, в кабинете, бутылку водки, из горлышка выжрал! – И тут рык резко переходит в добродушно – гордое рокотание, – ну и кадра!
Послышались шаги. Мы все встали по стойке «смирно», дверь распахнулась и батя, не обращая на нас никакого внимания, крикнул вглубь коридора:
– Начальник штаба! Майор Варварин! – из кабинета выскочил начштаба – зайди ко мне.
– Вот! Полюбуйся Сергей Петрович, эта сволочь, – в голосе бати явно звучала нотка гордости за такого солдата, – у меня, в командира части, в кабинете, бутылку водки с горлышка выжрал! Ну и кадра! Отведите его в роту, сдайте старшине, пусть уложит спать.