Под стягом Российской империи

Тумасов Борис Евгеньевич

В полк кубанских черкесов турки засылали лазутчиков, они пытались подбить всадников на измену, но те остались верными присяге...»

О боевых действиях отряда Василько написал в этот раз совсем скупо, зато о генерале Лазареве говорил восхищённо. Стоян улыбнулся. У Василька чистая душа, он постоянно был чем-то восхищен, искал и находил себе примеры для подражания.

«У нас в Кавказской армии сейчас идёт слава о генерале Лазареве. Он, как и Лорис-Меликов и Тергукасов — армянин, Лазарев воюет решительно. Его отряд бьёт Рашид-пашу. Когда подступили к важным Орловским и Базарджикским

высотам, Лазарев бросил на врага конницу полковника Малемы и Дербентский полк полковника Кавтарадзе. Высоты были взяты, а генерал Лазарев, выйдя в тыл главнокомандующему Мухтар-паше, заставил его с армией ретироваться к Карсу. Между прочим, я забыл тебе сказать, у Мухтар-паши в советниках ходит англичанин Кемпбел.

Недавно Кавказская армия овладела черноморским городом Сухуми. Покидая его, турки злодейски разрушили его строения.

Да, между прочим, не могу не сказать с гордостью: в успешном окружении и взятии Авлиара, кроме грузин и пятигорцев, активное участие принимали и наши эриванцы...

Пишу торопясь, отправляю письмо с оказией, штабс-капитан нашего полка едет во Владикавказ, а мы выступаем на Каре, куда сейчас стягиваются все силы... И прольётся кровь российского солдата...

Много ль мы, Стоян, знали о Карее? Библейское предание, как жили в этом горном краю сыновья Адама и Евы — Каин и Авель, один хлеб растил, другой скот пас. В гневе Каин убил Авеля...

Да из истории, что в X—XI веках здесь находился центр армянского Карского царства...

Бабушка тобой недовольна, считает вертопрахом. А я тебя одобряю и обнимаю...»

Откуда знать солдатам, что за человек появился на перевале. Не военный, однако в шинели и папахе. Ходил не торопко, пуль не опасался, всё приглядывал. То там постоял, то в ином месте. Частенько у пикетов задерживался, рисовал что-то.

Иногда появлялся с генералом Столетовым, но чаще с поручиком из ополчения.

И невдомёк солдатам, что видели они знаменитого художника Верещагина, чьи картины о Шипке и Плевне вскоре расскажут о мужестве российских воинов.

Поручику Узунову по счастливой случайности не только довелось сопровождать Василия Васильевича, но и жить с ним те несколько дней, что Верещагин провёл на Шипке...

Вызвал Стояна генерал Столетов. Зачем, поручик не гадал, может, в Габрово пошлёт, может, ещё какое задание поручит.

В штабной землянке сначала не заметил постороннего, тот как-то в тени сидел. Генерал представил:

— Наш гость, художник Василий Васильевич Верещагин, приехал к нам после ранения из госпиталя.

Стоян посмотрел с любопытством. Имя известное, картины Верещагина на выставке смотрел с удовольствием. Сказал об этом, Верещагин и Столетов улыбнулись.

— Стоян Андреевич, я предложил Василию Васильевичу разделить со мной кров, но он отказался, зная об отъезде капитана Николова, предлагаю вам приютить Василия Васильевича и при необходимости сопровождать его...

Художник оказался немногословным и неприхотливым. Делал эскизы, не замечая перестрелки, ходил по позициям с этюдниками, всматривался. Верещагин показался Стояну спокойным, даже несколько медлительным. Лишь

однажды увидел он художника во гневе, когда тот ужинать отказался.

— Сыт! А ещё более сыт от наглости и цинизма генерала Гершельмана. Вы знаете, Стоян Андреевич, как он ответил на мои слова, что мы нередко губим солдат по вине нерадивости и казнокрадства интендантов, и подчас неспособности высших военных чинов? «Вы, — говорит Гершельман, — берётесь судить о вопросах, в которых некомпетентны. И вообще, ваша живопись противозаконна. Вы порождаете отвращение к военным действиям, рисуя ужасы войны». Я, Стоян Андреевич, покинул генерала Столетова, даже не попрощавшись. Завтра, когда я уеду, извинитесь, пожалуйста, от моего имени перед Николаем Григорьевичем. Он очень приятный и думающий генерал.

— Непременно, Василий Васильевич, выполню ваше поручение. Тем паче, я поклонник вашего таланта.

— Благодарю. Вы действительно видели мой туркестанский цикл?

— Мы ходили с братом, и я не разделяю мнение генерала Гершельмана.

— У вас есть брат?

— В Кавказской армии.

— А мой погиб недавно здесь, на Балканах.

— Извините.

— Именно в память о нём и тысячах павших солдат я мечтаю сделать цикл балканских картин. Пока набрасываю эскизы... Я отъезжаю в отряд Скобелева. Знаете, Стоян Андреевич, питаю к этому молодому, но безумно отчаянному генералу личную симпатию.

— Мне довелось его видеть на переправе через Дунай, под Систово. Поражён его храбростью.

— Неуёмной, я бы сказал. Легенд о нём наслышался. Хочу видеть его в боевой обстановке и непременно с солдатами.

Плевна развязала руки. Стотысячная армия ждала дальнейшего броска.

Погода не баловала. Морозы сменялись дождями, грунтовые дороги превратились в сплошное месиво, а в горах снежные завалы и гололедица делали Балканы совершенно непроходимыми.

В Порадиме, где расположилась Главная императорская квартира, — скопление воинских частей, конвой лейб-гвардии, казачьи сотни, всевозможные склады, квартира свиты государя.

Накануне военного совета Александр Второй внимательно ознакомился с докладами военного министра и Обручева. Оба настоятельно рекомендовали начать боевые действия немедля, не дожидаясь весеннего тепла...

Император задумался. Серые, чуть навыкате глаза недвижимо уставились на висевшую карту Балкан. Сегодня Порадим покинул цесаревич-наследник. Из его доклада можно полагать, что в районе Руйшукского отряда турки ничего не готовятся предпринимать, а вот по данным разведки в районе Софии Порта концентрирует силы... Доводы Милютина и Обручева Александр посчитал убедительными.

Передышка равна тактике выжидания. Она означает возможность турецкому командованию произвести перегруппировку, подтянуть резервы и оказать наступавшей Дунайской армии активное сопротивление.

С другой стороны, Османская Порта непременно заручится поддержкой не только Англии, но и европейского содружества. Бисмарк и Андраши своего не упустят, в чём канцлер Горчаков убеждён. Они потребуют заключить мир с Турцией на невыгодных для России условиях, отказавшись предоставить Болгарии политическую независимость...