Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Лошади не потянут, — оправдывался полковник Сивере. — Дорожка скользкая, пешему не взобраться, а каково артиллерии?
Гурко сказал, что отрезал:
— Выпрягите лошадей, люди вытянут. Солдат российский гору одолеет!
Орудия тянули медленно, Гурко торопил, посылал к Рауху записки, требовал ускорить движение. Объехал стороной солдат, тянувших пушки. Они подбадривали друг друга, отпускали солёные шутки.
К солдатам спустился генерал Раух, раздался его хриплый голос:
— Почему загородили дорогу? Где
— Что приостановились? Тяни её! Подъехал Гурко, соскочил с коня:
— Ребята, братцы, поднажмите, за вами другие следуют. Не задерживайте!
И взялся за гужи.
— Тяжело, ваше благородие. Мы уж сами...
К темени, а темнело в горах удивительно быстро, выбились из сил. Козловский полк, тащивший орудия авангарда, остановился. И тут же Гурко отдал распоряжение на привал.
Генерал присел у казачьего костра. Отсюда дорога вела к перевалу. К Гурко подходили ординарцы, докладывали о продвижении колонн. Неутешительные известия от Вельяминова, путь тяжёл для орудий.
— Дмитрий Степанович, — сказал Гурко, — Раух с авангардом продвигается до крайности медленно, как бы турки не пронюхали о нашем восхождении. Избави Бог, засядут в проходах. Подымайте здесь, а я наверх, к Рауху...
Чем выше к перевалу уходил авангард, тем труднее становился путь. Горы в заснеженном лесу, крутой подъем, сузившаяся местами до тропы дорога, гладкая, как зеркало, и скользкая, как каток.
Кони не держали орудия, и они откатывались назад. По ротам разнеслась команда:
— Принять лямки в руки!
И снова впряглись, потащили. Ноги разъезжались на льду, канат обжигал ладони, руки кровоточили. Пройдут солдаты несколько шагов, подложат камни под колеса, отдохнут и снова за лямки.
Не заметили, как подъехал Гурко, с коня долой, за канат взялся.
— Устали, братцы, вижу. Тяжкий переход, но вы русские солдаты. А впереди, братцы, конец пути, победа и отдых!
— Ребята, генерал с нами! — зашумели солдаты. — Раз, два, нажми!
— Ваш благородь, отойди. Не изволь беспокоиться, сами вытянем.
— Преображенцы, слушай мою команду! — раздался голос ротного. — Первый взвод, руби во льду насечки, сбивай с дороги камни!
Ноги по насечённому льду скользили меньше. Пошли веселее. Дорога потянулась над заснеженным ущельем.
— Стерегись! — передавал один другому об опасности. Стемнело. По колонне объявили ночёвку. Солдаты падали от усталости, батарейцы крепили орудия, ротные назначали караульных.
Гурко обходил лагерь, подбадривал:
— Братцы, потерпите маленько, до вершины доберёмся, а тем внизу, турки. Мы их в штыки, вот и согреемся. Вы гвардия!
— Скорей бы, ваше благородь. В бою оно завсегда жарко.
На краю леса, у самой дороги, разбил палатку генерал Краснов. Увидев Гурко, зазвал:
— Заходь, Иосиф Владимирович, разносолами не угощу, но саламатины
Ветер крепчал. Его порывы рвали палатку. Стужа гуляла, выла в ущелье. Деревья гнулись, трещали. Гурко сел, снял папаху.
— Уморился, Иосиф Владимирович, подъем-то не из лёгких. У меня, эвон, коленки от усталости дрожат.
Краснов хитро прищурился, крутанул ус.
— Счас бы, ваше превосходительство, в станицу, да с бабой на сеновал, враз бы согрелся... А скажи, Иосиф Владимирович, откуда бы и сила взялась.
Поморщился Гурко.
— Умерьте свой пыл, Данил Васильевич. Краснов понял: Гурко шутку не принял, поменял тему разговора.
— Сказилась погода, — покачал головой старый казачий генерал.
— Нелюбезны Балканы, — согласился с ним Гурко. — Авось к утру поутихнет.
К рассвету ветер начал спадать, и Гурко поднялся.
— Спасибо, Данил Васильевич, пора выступать...
Силантий Егоров примостился под корневищем разлапистого дерева, заснул. Сначала было холодно, морозно, но потом вроде угрелся, сделалось тепло. А когда будить его стали, насилу растолкали. Кто-то из солдат сказал:
— Ещё бы маленько и замёрз бы Егор...
Солдаты на ходу грызли сухари, ругали мороз, ветер. Брались за лопаты, расчищали дорогу от снега. Тащили орудия, они не проходили между деревьями, и тогда в ход шли топоры.
Выбиваясь из сил, падали тут же.
— Поднимайтесь, ребята, — кричали и просили ротные, — ненароком обморозитесь, а то и замёрзнете!
И солдаты вставали, брались за лямки, тащили орудия. А вдали, где-то далеко-далеко синели в снеговых шапках вершины гор.
Конь под Гурко покрылся белым налётом. Генерал спешился, повёл коня в поводу. О солдатах подумал: тяжело им в гору, а каково на спуске будет...
Увидел, несколько козловцев костерок соорудили, хворост не горит, дымит. Подошёл. Солдаты замолчали.
— Передохнули, ребята?
— Ваше высокоблагородие, сейчас двинемся. Вот только уяснить хотим, откель у турка зловредность этакая? Поди ж ты, сколь славян под себя заломал. Его бьют, а ему всё неймётся? — спросил бородатый козловец, опираясь на ружьё.
Гурко не стал требовать от солдат прекратить разговоры, решил коротко пояснить:
— Начало тому лет триста, когда турки византийскую империю захватили, а её столицу Константинополь в Стамбул переименовали, православные храмы в мечети переделали. С той поры византийская империя стала турецкой империей и турки покоряют славян на Балканах. Власть их на татар крымских распространилась. Татар они на Русь насылают. А с той поры, когда Екатерина Великая степи причерноморские к рукам прибрала и города строить начала, Николаев, Одессу, Екатеринослав, а потом и Крым завоевала, Севастополь, построила и флот Черноморский, турки совсем озверели, силой хотят вернуть все, а славян на Балканах притесняют.