Под сводами высокой лжи
Шрифт:
– Здесь у меня не клеится работа! – Полётов стукнул кулаком по столу. – Не получается ни черта! Не могу я в четырёх стенах торчать беспрерывно! Не могу и не хочу!
– Что у тебя не получается? – Таня пыталась говорить мягко, обращаясь с Юрием, как с ребёнком.
– Знаешь, в Испании у меня всё складывалось само собой. Я работал на автомате, не особенно-то задумывался, как себя вести и что говорить, просто исполнял роль: встречался, завязывал новые знакомства, разговаривал, вытаскивал из людей информацию. Но тут всё по-другому. Здесь я живу внутри
– И что?
– Я вижу омерзительных чиновников, слышу новости про всевозможное свинство и беззаконие и вынужден признать, как это ни прискорбно, что наше государство ничуть не лучше других. За рубежом я пользовался человеческими слабостями, чтобы подцепить объект разработки на крючок, соблазнял всех подряд – от высокопоставленных служащих до неприметных уборщиков. Переманивал их в мой лагерь, чтобы с их помощью укреплялась моя страна. Вербовал и порядочных людей, и отъявленных мерзавцев. Но моя страна, оказывается, состоит из таких же мерзавцев!
– Не только. Люди всюду разные. И ты лучше других знаешь, что такое государство. Ты лукавишь, говоря, что увидел нашу страну в отрицательном свете только сейчас…
Юрий не слушал её. Он смотрел перед собой, и в глазах его была пустота.
– Ты устал, – Таня бережно обняла его, поглаживая по плечам.
– Устал, – кивнул он и пьяно улыбнулся, – но это не значит, что я несу чушь. Мы вербуем на самых верхах, и у нас такая же картина… Мир полностью перемешался. Мы все увязли в таком болоте, что никто уже не разберётся никогда, где истина. Так дальше нельзя. Мир – это сумасшедший дом, где всем заправляют спецслужбы…
– Юра, ты устал, – повторила Таня. – Пойдём спать. Тебе надо отдохнуть. С таким настроением нельзя браться за дела.
– Я и не хочу браться ни за какие дела, Таня! Меня не интересует моя работа. Она мне противна! Я сам себе противен! У меня голова кружится от отвращения! И давай не будем больше об этом…
День изо дня настроение Юрия ухудшалось. Таня заметила, что на его письменном столе появились «Доктор Живаго» Пастернака и «Маленький Большой Человек» Бергера. Они превратились в настольные книги, которые Полётов мог читать с любого места, проваливаясь в них целиком.
– Почему ты всё время перечитываешь их? – спросила однажды она. – Ты не читаешь ничего другого.
– Мне нравятся эти романы. Нет других книг, где сюжет был бы таким необъятным в своей боли. Столько безысходности! Такая вселенская тоска разлита в эти книгах!
– Ты сознательно, что ли, терзаешь себя?
Он отмалчивался.
Всё чаще Полётов впадал в депрессию, всё реже появлялась на его лице прежняя улыбка, всегда очаровывавшая всех. Даже две вышедшие новые книги не порадовали Юрия.
– Ерунда. Не в том счастье…
– А в чём? – допытывалась Таня. – Ты равнодушен даже к своим книгам! Что ты за человек? Зачем ты пишешь, если это не приносит тебе удовлетворения?
– Не
Я давно всё делаю по инерции… Похоже, я испортил тебе жизнь, малыш. Ты уж прости меня.
– Не говори глупостей.
– Я не в силах справиться с собой. Меня всё выводит из себя. Издатели бесят не меньше, чем руководство на работе. Всё время гундят: «Быстрее! Давай, давай новое». И ведь я иду у них на поводу, соглашаюсь, стараюсь сделать поскорее… Измучила меня суетливость, спешка ненужная. Превращаюсь чёрт знает во что…
Год супружеской жизни промелькнул незаметно. Обстановка в доме становилась всё тяжелее и удушливее. Таня всеми силами старалась вернуть мужа к активной жизни, пробудить в нём желание действовать, мечтать. Юрий послушно ходил с ней на концерты, принимал гостей, встречался с журналистами, бывал на встречах с читателями, но делал всё это без удовольствия, как послушный ребёнок, желающий угодить маме.
– Юр, пожалей меня, – не выдержала однажды Таня. – Неужели тебе не стыдно?
– Почему мне должно быть стыдно? – вдруг вспылил он. – За что?
– Ты просто изводишь меня своей угрюмостью. Неужели ты не можешь взять себя в руки? Ты же сильный. Я знаю… Поверь, я устала, измучилась с тобой… Иногда мне кажется, что лучше умереть, чем так…
Полётов внимательно посмотрел на неё.
– Умереть? – его губы сжались.
Он пнул стоявший рядом табурет, и тот с грохотом упал на пол.
– Значит, лучше умереть? Сдохнуть? – Казалось, Юрий готов был взорваться.
– Ты не так меня понял, – она не на шутку испугалась, увидев огонь бешенства в его глазах.
Юрий побледнел, но смог справиться с собой.
– Прости, – он тяжело опустился за стол. – Прости, Танюша… Я не прав… Слишком много внимания требую к себе…
– Не в этом дело, милый, – она подалась к нему, но Полётов остановил её жестом.
– Не нужно. Я всё понимаю, – он как-то весь сжался, стал маленьким. – Ты права. Нужно взять себя в руки и решиться…
– Да, милый мой, ты же всё можешь.
– Могу… Прости, малыш, больше не будет никаких сцен, никаких выворачиваний души наизнанку. Только ты помни, что я очень тебя люблю… Тебе придётся потерпеть немного, а потом всё изменится.
– Изменится? – что-то в голосе Полётова насторожило Татьяну. – Ты что имеешь в виду?
Он заставил себя улыбнуться:
– Всё будет хорошо. Поверь мне. Я никогда не обманывал тебя, если обещал что-то.
– Мне не нравится твой тон, – прошептала она. – Ты пугаешь меня. Ты сходишь с ума.
– Нет. Со мной всё в порядке, – проговорил он подчёркнуто мягко.
После этого в течение двух недель Полётов был необычайно бодр и активен. Чувствовалось, что внутри него произошли перемены. Таня понимала: дело вовсе не в том, что к мужу вдруг возвратилось былое жизнелюбие, она чувствовала: он что-то задумал. Юра сильно задерживался на службе и на вопрос «Почему ты так поздно?» отвечал, нежно улыбаясь, одно и то же: «Дела, малыш, срочные дела»…