Под удельною властью
Шрифт:
Изменил ли ему голос или в душу князя закралось подозрение, только вместо того, чтобы отворить дверь, Андрей уверенно проговорил:
— Нет, ты не Прокопий!
В опочивальне послышался шум, князь искал меча. Этот меч был святого Бориса, которому князь приписывал особую силу.
— Не упустите, други! — боязливо сказал Кучкович. — Он, кажись, меч ищет…
— Не найдет, — уверенно проговорил Амбал, — я его еще с вечера унес!..
— Тогда чего же медлить, ломайте дверь! — приказал Курков и первый стал ломиться.
Недолго выдержала
Андрей был крепкого сложения и долго боролся с убийцами. Наконец он изнемог и пал под их ударами.
Убийцы, убедившись, что покончили с ним, стали поспешно уходить из горницы. Когда они ушли, князь, собрав последние силы, выполз из горницы, спустился с лестницы и спрятался под сени. Не будучи в силах преодолеть боль от ран, он начал стонать. На его несчастие, убийцы услышали стоны.
— Князь, кажется, жив! — испуганно вскрикнул Кучкович.
Убийцы бросились обратно в опочивальню.
— Беда! Его здесь нет! — послышались испуганные голоса.
— Ищите, други! Куда он мог деваться?..
— Кажись, он сошел вниз! — проговорил Курков.
— Мы погибли… Скорее, скорее ищите его! — раздались восклицания.
Амбал нашел у божницы свечи, их сейчас же зажгли и по следам крови на лестнице стали отыскивать князя.
Найти его было нетрудно. Он сидел, прижавшись, за лестничным столбом и молился. Заговорщики снова бросились к нему.
— Горе вам, нечестивцы! — пророчески проговорил он. — Зачем хотите вы походить на Горясера? Какое зло я вам сделал? За мою кровь Бог вам отомстит на небе-си!..
Убийцы ничего на это не ответили и стали поражать мечами и копьями израненного князя. Кучкович отсек ему правую руку.
Истекая кровью, князь нашел в себе еще силы прошептать:
— Господи, в руци Твои предаю дух мой! — и умер.
Брезжил рассвет, занималась заря, ночь, покрывшая такое ужасное злодеяние, улетала.
Кто-то вошел из сеней в хоромы и стал подыматься по лестнице. Злодеи испуганно притаились.
— Прокопий! — зашептал Курков и, не дожидаясь других, бросился на юношу и ударил его мечом.
Остальные добили княжеского отрока. Покончив с ним, они снова вошли в княжеские покои и стали грабить золото, драгоценные камни, жемчуг и разное имущество. На дворе уже было совсем светло.
LV
Убедившись в смерти князя, заговорщики надели княжеское вооружение и собрали своих на совет.
— Что нам теперь делать? А если из Владимира нагрянет на нас дружина княжеская?
— Пока еще всполоха нет, пошлем сами к ним! — решил Кучкович.
Ехать во Владимир должен был Амбал, ему приказано было сказать: «Если кто-нибудь из вас что-нибудь на нас помыслит, то мы с теми покончим! Не мы одни придумали убить князя, есть и из ваших одной думы с нами…»
Весть
Василько не было в этот день в Боголюбове, он остался во Владимире. Михно был с ним вместе.
Когда весть об убийстве князя достигла Владимира и Амбал передал владимирцам наказ заговорщиков, убитый горем старый мечник старался поднять дружину против убийц своего господина. Но среди дружинников не было преданных князю людей.
А владимирцы спокойно отвечали посланному:
— Кто с вами в думе был, тот пусть и будет!.. А наше дело сторона…
Такое безразличное отношение владимирцев к убитому ободрило его убийц, и они отдали все имущество Андрея «на потоп и разграбление», согласно тогдашнему обычаю.
Труп князя был выброшен на огород.
Кузьма, один из преданных слуг покойного, ходил по селу и спрашивал встречных:
— Где мой господин? Курков надменно ему ответил:
— Вон там валяется, на огороде… Не смей его трогать! Коли тронешь, мы тебя убьем!
Опечаленный Кузьма нашел труп своего господина и, припав к нему, начал горько плакать.
— Чего воешь? Пошел прочь! Мы его бросим собакам, — сказал Ефрем.
— Ах ты, еретик! Какое слово вымолвил… А помнишь ли, жид, в каком платье пришел ты сюда? Ты вот теперь в бархат одет, а князь лежит голый. Дай хоть прикрыть его чем!..
Ясин бросил ему ковер и корзно.
Кузьма обернул тело убитого князя, взвалил себе на плечи и понес к церкви.
— Отопри божницу! — крикнул он пономарю.
— Чего тебе надо? — ответил ему полупьяный церковник.
Верный слуга указал на тело своего господина.
— Чего еще с ним вожжаться! Брось его в притворе!
Обрадованный этим позволением слуга положил князя в притворе, покрыл его корзном и, вне себя от горя, стал причитать над ним:
— Уже, господине, тебя твои слуги не знают! А прежде, бывало, гость придет из Царьграда или из иных сторон Русской земли, и будь он хоть и латинин, христианин ли, поганый, ты, бывало, скажешь: «Поведите его в церковь и на палаты, пусть видят все истинное христианство и крестятся», и болгары, и жиды, и всякая погань — все, видевшие славу Божию и церковное украшение, плачут о тебе, а эти не велят тебя в церкви положить…
Долго еще раздавались причитанья верного слуги.
Тело князя оставалось не погребенным целых два дня, оно по-прежнему лежало в притворе, и никто не смел до него дотронуться. Даже духовенство не решалось отворить храм и совершить над телом панихиду: так был велик страх перед злодеями.
На третий день явился в церковь игумен Козмодемьянского монастыря Арсений, монастырь этот был построен покойным князем. Обратившись к пономарям, он сурово проговорил:
— Долго ли нам смотреть на старейших игуменов? Долго ли этому князю так лежать? Отомкните божницу, я отпою его! Вложить его в гроб, пусть лежит здесь, пока злоба перестанет. Тогда приедут из Владимира и понесут его туда.