Под уральскими звездами
Шрифт:
— Батюшки, да никак тонет малец! — проговорил Лукич и закричал: — Держись, парень! Мы сейчас!
— Папа! Па-апа! — закричал вслед за ним Павлик. — Митя тонет! Помогите!
Он разглядел в неизвестном пловце своего приятеля.
А из лесу, широко выкидывая длинные ноги, уже летел Семен. Губы у него были плотно сжаты, суженные глаза зорко вглядывались в залив, на ходу он стаскивал рваную рыбацкую телогрейку. На краю обрыва одним рывком освободился от шаровар, и, нацелившись на глубокое место, прыгнул, ласточкой
Вслед за ним, ругаясь на чем свет стоит, расстегивая китель и снимая пистолет, бежал Годунов. Добежав до обрыва, он стал поспешно снимать сапоги. Нога застряла в голенище, что вызвало целый поток проклятий. Кое-как сапоги были сняты, и Годунов прямо в брюках грузно плюхнулся в воду.
На берегу остались только перепуганный Павлик и Владимир Павлович, растерянно протиравший очки. Внизу, на уступе, стоял Флегонт Лукич и командовал действиями ринувшихся на помощь Мите спасателей. Старик тоже не умел плавать.
ГОДУНОВ ОЗАДАЧЕН
Семен и подплывший за ним Годунов подхватили утопающего и притащили к берегу.
Митя плохо понимал, что происходило вокруг него. Словно сквозь сон он слышал, как фыркали, отплевывались и переговаривались хриплыми голосами какие-то люди, как чьи-то цепкие руки вытащили его на гранитный уступ, померещился даже голос Павлика.
Разлепив мокрые ресницы, он увидел рядом с собой босые ноги в синих галифе, с которых струйками стекала вода. Потом ноги исчезли и появилось лицо человека в очках — взволнованное и встревоженное. Мягким и ласковым голосом человек проговорил:
— Спокойно, спокойно, товарищи! Ни откачивать, ни делать гимнастику ему не нужно, он очнулся. Давайте-ка лучше поднимем его наверх, на солнышко.
Митю уложили на что-то мягкое, кто-то склонился над ним. Но это был уже не человек в очках, а толстяк в синих галифе, с круглой розовой грудью, туго обтянутой голубой безрукавкой. Со щетинистых усов, с бровей и ресниц скатывались капли воды.
— Ты чего тут дурака валяешь, парень? — сердито напустился он на Митю. — Жить надоело? В этакую рань в воду занесло, подумайте! Да ты понимаешь, дурья голова, что запоздай мы на минуту — и конец тебе! Крышка!
Митя смотрел на шевелящиеся губы толстяка отсутствующим взглядом. После того, что он только что пережил, ругань неизвестного человека не только не пугала его, а была даже приятна. Ведь он жив, снова среди людей, пусть себе ругаются...
— Перестаньте, Иван Алексеич, — послышался голос человека в очках. — Отругаете потом, сейчас мальчишке не до вас.
— Как это потом? — закипятился Годунов. — Только сейчас и ругать, под горячую руку. Потом у меня настроения не будет... — Тут же он напустился на Владимира Павловича:
— Потатчики вы, папаши, вот что я вам скажу. А чуть что случись, к нам бежите:
— Что делать? Такая ваша жизненная функция.
— Функция, функция! Носки в озере топить — тоже моя функция?
Он отошел в кусты и начал снимать тяжелые, набухшие галифе, бормоча о том, что вот с малых лет не носил сапог на босу ногу, а теперь придется...
Митя услышал шепот Павлика:
— Мить, а ты почему купаться стал? Ведь еще не жарко.
Не повернув головы, Митя ответил:
— Я не купался. Я к машине плавал.
— Какой машине?
Митя молчал размышляя. «Наверное, бредит!» — подумал Павлик и начал каяться: если бы он только знал, что все так получится, ни за что бы не стал мешать Мите рыбачить! Да провались она, вся рыба на озере! Больно-то она нужна!
— Ты мне Семена позови, — покончив с размышлениями, сказал Митя, — дело есть...
И когда приятели склонились над ним, он приподнялся на локте и вполголоса сказал:
— Вот что, ребята: я машину нашел. В заливе стоит.
— Машину? — удивился Семен и пристально посмотрел на Митю.
— Машину. Настоящую. Трехтонку.
Семен и Павлик переглянулись.
— Застыл ты, Митька, здорово. Павка, принеси мою рухлядь, сейчас мы его накроем.
Митя понял, что ему не поверили. Ему, уже убедившемуся в существовании таинственной машины, показалось даже странным: почему не поверили? Ведь он не только видел машину, он ее пощупал руками...
Митя сердито сбросил накинутую телогрейку и продолжал убеждать:
— Я вам верно говорю, ребята. Там она стоит, под водой. Сейчас не видно, потому что вода отсвечивает, а вчера я хорошо видел...
На лицах ребят появилось неопределенное выражение, Семен отвел глаза, а Павлик даже оглянулся на отца, словно хотел его позвать.
— А ну вас! Не верите — и не надо! — Митя отвернулся и стал смотреть на озеро.
На противоположном берегу синела зубчатая стена Урала. Солнце уже осветило озеро, ярко белели полоски прибрежных пляжей. Только над темными ущельями, врезанными в горные кряжи, еще курилась легкая туманная дымка.
Митя осмотрел берег. Владимир Павлович — наконец-то Митя узнал Павкиного отца! — стоял на самом краю обрыва и задумчиво разглядывал распростертое перед ним озеро и дальние горы. На ветвях кривой, искалеченной сосны висели синие галифе толстяка и кобура с пистолетом.
Сам толстяк сдирал облепившую тело мокрую безрукавку. Бородатый старик раскладывал на плоском камне вынутые из карманов галифе предметы: носовой платок, коробку папирос, перочинный ножик, запасную обойму, связку ключей.