Под властью пугала
Шрифт:
– По восемнадцать. А выходной – полдня в неделю. Видишь, во что мы превратились, пожелтели, как чахоточные. Спим на земле, укрываемся мешками из-под муки.
– В Тиране много пекарен?
– Да, наверно, штук семьдесят наберется, только их все меньше становится.
– Почему?
– Прибыли нет. Многие закрываются. Представь: мука с дурресской мукомольни идет по пятнадцать франков за центнер, а в ней чего только не намешано – фасоль, рис и еще бог весть что. Мукомольни наживаются, за помол по четыре франка с центнера дерут, а то и еще накидывают, и все это за наш счет. Но ведь бывает и похуже!
– Еще хуже?
– Уж нам-то, пекарям,
– Но ведь вы печете и пироги, и сладости.
– Пироги, сладости, кур, мясо приносят одни беи, торговцы да чиновники. Ох, посмотрел бы ты, что творится иногда у нас! Случается, какой-нибудь бедолага возьмет пирог бея вместо своей кукурузной лепешки или кто-нибудь стащит курицу у жены торговца, такое тут поднимется! Всю жандармерию на ноги поднимут, пока разберутся.
53
Албанская пекарня предназначена не только для выпечки хлеба. В большой печи пекут пироги и запекают мясные, сладкие и прочие блюда, которые хозяйки приносят на противнях из дома.
У входа в кофейню остановился человек в шароварах и высокой телеше. Донесся крик:
– Эй! Слушайте! Слушайте! Сообщается народу, что…
Уста Хаджи подошел к двери.
– Что там?
– Глашатай, господин Керим.
– Что говорит?
– Ничего особенного, – ответил уста Хаджи, снова возвращаясь за стойку. – Правительство запретило народные снадобья.
– И правильно сделало, – сказал господин Рефат.
– Но разве народ может покупать лекарства у докторов? – возмутился уста Хаджи.
– Захочет, так сможет, – отрезал господин Рефат.
– Послушайте, господин Рефат, а не вас ли я вчера видал с туристами?
– Меня, господин Керим. Вызывает меня сам министр, господин Муса Юка. «Послушай, – говорит, – господин Рефат. Ты такой образованный, столько языков знаешь, окажи нам услугу – проведи по городу группу иностранных журналистов». С большим удовольствием, отвечаю.
Господин Рефат рассказывал громко, чтобы было слышно всем.
– Ну и что говорили туристы?
– Много хорошего. «Какая прекрасная страна!» Знаешь, что мне один из них сказал? «Честно говоря, я думал, Албания в очень тяжелом положении, а вы, оказывается, процветаете, заметно ушли вперед». Я ему рассказал, какой отсталой была Албания во времена Турции, а нынче король Зогу ведет нас вперед к цивилизации. У нас хорошо организованная жандармерия, современная армия с казармами, институт «Мать-королева», то, другое – все ему перечислил. Он удивился. «О! – говорит. – Так вы просто не умеете себя рекламировать!» И прямо в точку попал. Не умеем мы, господин Керим, ох, не умеем мы себя подать. Нынче ведь такие крупные государства, как Италия или Германия например, только на рекламе и держатся. Они своей пропагандой весь мир убедили, что народ у них сплочен и нация едина.
– Вы правы, господин Рефат. С пропагандой у нас плохо… Ведь имея то, чего мы добились под руководством его высокого величества, мы весь мир могли бы удивить!
– Именно. Вот я встретил позавчера премьер-министра,
– Извините, мне надо уйти по делу, – перебил его собеседник.
– Да погодите чуть-чуть, дайте рассказать, о чем мы говорили с премьером.
– Нет, нет, тороплюсь! До свидания!
Обиженный господин Рефат остался в одиночестве. Господин Керим в дверях столкнулся с молодым человеком, как раз входившим в кофейню. Тот на шаг отступил, освободив ему путь, а войдя, направился прямо к своим товарищам.
– А вот и Джемаль, – сказал Хаки.
– Извините, друзья! Я немного опоздал, – проговорил он, садясь за столик.
– Едем?
– Машина придет к муниципалитету.
– Не опоздает?
– Самое большее на час.
– Кофе выпьешь?
– Не хочу. А что за господин вышел сейчас отсюда?
– Не знаешь его?
– Нет.
– Запомни.
– Зачем?
– Это шпик.
Господин Рефат, помахивая тростью, тоже вышел из кофейни.
– Ищейка, – сказал Хамди. – Целыми днями рыщет по кафе да по улицам, подслушивает, кто что говорит. Этим и живет.
– Подлое занятие! – громко сказал Петро.
– И не говори, – поддержал Джемаль. – По-моему, нет гнуснее людей, чем шпики. У таких ни чести, ни совести, ни отечества. Они и близких своих выследят и продадут. Откуда они берут информацию – у своих друзей, родных, которые им доверяют, выкладывают все без утайки, а они этим пользуются. А наши шпики вообще самые подлые, они ведь кому только не служили: Турции, Австрии, Италии.
– И дальше готовы кому хочешь служить, – добавил Хаки.
– А когда им ничего не удается пронюхать, выдумывают, – сказал Петро.
– Ахмет Зогу и не думает о том, что надо как-то охранять государственные тайны, – сказал Хаки. – Да что говорить! Он всю оборону страны отдал в руки иностранцам. А своих агентов использует как ищеек, поручая им выслеживать противников режима.
– Правильно сделали французы: взяли и расстреляли своих шпиков в Корче, – сказал Петро.
– Правда? Я об этом не слыхал.
– Да. Перед уходом французских войск из Корчи собрали всех шпиков по списку, устроили им хороший ужин, а на следующий день всех расстреляли.
– Не сделай они этого, – заметил Хамди, – шпики стали бы служить тем, кто пришел после французов, и выдали бы все секреты французской разведки.
– Таково их ремесло, – сказал Джемаль. – Их используют, пока нужны, выжмут, как лимон, и бросят.
– Виктор Гюго заставил Жавера покончить с собой, – вспомнил Хаки.
– Виктор Гюго был романтик, – сказал Джемаль. – Самоубийство – лучший исход для шпика, кроме того, если шпик кончает с собой, значит, не до конца еще потерял совесть и человеческое достоинство.
– Смотрите, смотрите! – закричал уста Хаджи из-за стойки. – Господин Тефик опять принялся за свою забаву!
Все посмотрели на улицу.
Молотки медников умолкли, и стало совсем тихо. Два-три раза прогремел молот в кузнице и тоже смолк.
– Что там происходит? – спросил Хаки.
– Господин Тефик привязал за ниточку золотой франк и положил посреди дороги. Он каждый день так забавляется, – пояснил уста Хаджи, выходя на порог, чтобы лучше было видно.
Ремесленники в своих лавках делали вид, будто заняты работой, а на самом деле украдкой поглядывали за прилично одетым господином, который приближался к тому месту, где лежал франк. Господин Тефик, торговец мануфактурой, в одной руке держал конец нитки, а другой будто бы выводил что-то в большой амбарной книге, не отрывая глаз от прохожего.