Под вуалью
Шрифт:
С Нанетт она рассталась у своей голубой двери, унеся с собой ощущение хрупкого фарфора, мастерски расписанного, но со временем потрескавшегося, так что все время казалось, что он вот-вот разобьется. Будет тяжело прощаться с Нанетт, но Рослин уже приняла решение, пока ДарЭрль-Амра не окутала ее своими чарами, пока она еще может воспротивиться зову пустыни.
Арабская кровать была очень странной, но удобной.
Она еще долго не засыпала, слушая пение цикад и тиканье часов на прикроватном столике.
Она предположила, что было уже очень поздно, когда со Двора Вуалей стали
— Кто же она была, Дуэйн? — Проникнув через резные решетки, до нее донесся голос Изабеллы Фернао. —
Была ли она привлекательной, та женщина, которая ожесточила твое сердце? — Я никогда о ней не говорю, — затем, уже более мягко, он добавил. — Спокойной ночи, донья Сол. Когда-нибудь вы обязательно должны для меня снова спеть.
Послышался звук удаляющихся шагов, и вскоре он замер в ночи под пальмами, а где-то в пустыне уныло завывал зверь.
Рослин приподнялась на локте и взбила большую квадратную подушку, лежавшую на круглом валике. Первый день вне больницы был наполнен событиями, и несмотря на то, что она сильно устала, сон никак не проходил.
Она все думала о семействе Жерар, перед ней, как в калейдоскопе, вставали их яркие лица, на которые бурная история наложила отпечаток, сделав из властными и неповторимыми.
Эта история включала период террора, с виселицами и гильотиной. Солдаты, воюющие в Сахаре, плантаторы, основавшие здесь форпост, женщины, сильные и прекрасные одновременно.
Уже засыпая, Рослин подумала, что женщина в жизни Дуэйна, наверное, была такой же. Она была красивой, из разряда тех, кто разбивает сердца, оставляя горечь. Те, кто залечивает раны, уже не могут стать прежними, в них поселяется твердость, недоверие к женщинам, которое безумно трудно преодолеть.
Веки стали тяжелыми, и ресницы мягко опустились.
Когда пустынный хищник подошел совсем близко к стенам Дар-Эрль-Амры и завыл, Рослин уже спала как дитя.
Глава четвертая
Рослин проснулась, когда солнце коснулось коричнево-желтых стен Дар-Эрль-Амры. В больнице она уже привыкла к кровати с сеткой, но она никогда не видела, как проникают сквозь резные решетки гаремных окон лучи солнца. Какое-то время она не понимала, где находится.
Вскоре она вспомнила, что это было семейное поместье Жераров в пустыне. Вчера сюда из больницы ее привезла мадам Жерар. Лежа в постели, она мысленно представила себе все события вчерашнего дня. Затем, откинув сетку, она встала.
Ее решение покинуть Дар-Эрль-Амру наверняка рассердит Нанетт, а, может быть, даже причинит боль. Она, конечно же, скажет ей, что прошло еще слишком мало времени, чтобы привыкнуть к странным обычаям Жераров. Если бы Жераров было только двое, но ведь был еще и третий — мужчина, который ей никогда не понравится, так же, как и она ему. Именно он и стал причиной ее решения больше не задерживаться в этом доме.
Она соскользнула с постели и босиком направилась к окну. Солнце приятно припекало шею и руки, ее ноздрей достиг пряный аромат утреннего воздуха. Что-то подсказывало ей, что жизнь, о которой она сейчас ничего не помнила, не была солнечной. Она выросла в сиротском приюте, позднее домом стало
Солнце отвлекло ее от грустных мыслей, и, поддавшись импульсу, она поспешила в ванну, чтобы почистить зубы и принять душ. Ей не терпелось скорее выйти на улицу. Двор был пуст, только слышалось воркованье птиц.
Вернувшись в комнату, она открыла шкаф и выбрала золотистые брюки и кремовую хлопчатобумажную блузку, которые сидели на ней довольно свободно из-за того, что в больнице она здорово похудела. Решив, что на улице еще не жарко, а значит, шляпу можно было не надевать, она расчесала волосы и поспешила вниз, во Двор Вуалей.
Молодым всегда легче чувствовать себя частью природы, и Рослин, пока бродила по двору, совершенно бессознательно слилась воедино с утренней свежестью листвы и цветов. Над тесно растущими кустами роз роились пчелы, своим жужжанием напоминая трели птиц. Неподалеку рос куст белых камелий, которые всегда стоили дорого в цветочных магазинах. Было там и палисандровое дерево, и стриженные кусты ароматного можжевельника. Фонтаны еще не работали, стоя в тени огромного чарующего дерева.
Рослин протянула руку и дотронулась до листьев цвета нефрита, которые появлялись на дереве каждый год. Всю свою долгую жизнь это дерево было своеобразным стражем двора. То тут, то там в стене попадались крошечные отверстия, и когда Рослин посмотрела в одно из них, то взгляд ее упал прямо на ту комнату, которая сейчас была салоном.
Она догадалась, что евнухи подглядывали за наложницами гарема в то время, как те, позвякивая драгоценностями, томно возлежав на подушках, вели неспешные разговоры, лакомились всякими сладостями, что делало их пухленькими и желанными в глазах мусульманских мужчин.
Рослин нахмурилась, вспомнив, как вчера вечером во взгляде Дуэйна мелькнуло сомнение. Действительно, так странно было помнить массу всяких пустяков из школьных учебников и при этом не вспомнить хоть какие-нибудь подробности из собственной жизни. Через отрастающие волосы она нащупала на голове шрам длиной около двух сантиметров. Из-за того, что кожа еще окончательно не зарубцевалась, ей приходилось пользоваться щеткой, а не расческой, чтобы не повредить незаживший шов.
Она вздохнула, в задумчивости глядя на плакучие ветви дерева. В голове возникла мысль о Джульет Грэй.
Сердце забилось неровно. Почему Дуэйн Хантер назвал ее вчера этим именем? Почему он считал, что она притворяется? Почему он не верил, что она в действительности невеста его брата? Такая ошибка была совершенно невозможна. Расследование катастрофы проводили официальные представители Лондона, и они сказали ей, что она — Рослин Брант... потом это кольцо. Когда ее нашла поисковая группа, в руке у нее было крепко зажато обручальное кольцо. Затем вместе с другими, немногими уцелевшими после катастрофы, ее отвезли в больницу. Двое позже умерли, а третий вернулся домой в Англию еще до того, как Рослин позволили встать с постели.