Под запретом
Шрифт:
Татуировка тянется через всю спину и заканчивается с левой стороны на ребрах. Конец татуировки открытый, что подразумевает под собой, что он может добавлять туда строчки в будущем.
— Что это все значит?
Я уверена, что он мне не скажет, как всегда, да и настаивать я не буду. Но я все равно спрашиваю.
Он удивляет меня, когда отодвигается назад и откидывается на спинку кровати. Затем обнимает меня, и я устраиваюсь поудобнее у его груди.
— Я не скажу тебе, что именно произошло со мной, когда я был в Афганистане, но когда меня подстрелили, я заработал себе пару жутких травм.
Я
— После того, как меня подстрелили, возле меня взорвалась граната. Взрывной волной меня отбросило на несколько метров, и я пострадал от травматического повреждения головного мозга.
Я не могу ничего поделать и спрашиваю его:
— Что это значит?
Мне страшно за него, и мое сердце начинает стучать в груди как бешенное.
— Это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. По крайней мере, моя травма не такая страшная... хотя иногда мне бывает очень плохо. В основном потому, что мой мозг получил сильный удар о черепную коробку, когда я с огромной силой ударился об землю. Это стало причиной некоторых проблем физического характера.
— Например, каких?
— Головные боли, головокружение, потеря памяти, резкие перепады настроения. Ну и все в таком роде. Но эти проблемы были в большинстве своем улажены. — Никс берет одну из моих ладоней и переплетает наши пальцы вместе. Он поглаживает своим большим пальцем мою ладонь и продолжает. — Так же мне поставили ПТСР, когда я вернулся обратно в штаты. Именно поэтому у меня есть Харли. Харли — собака, которая оказывает помощь психологического характера бывшим военнослужащим.
— Что это подразумевает под собой
— Такие собаки могут быть использованы для множества вещей. Сразу после моей травмы, я был в очень ужасном состоянии. Я подвергался воздействию неконтролируемых вспышек гнева. Начинал нервничать, если люди шли позади меня. Громкие звуки пугали меня. Харли был натренирован ориентировать меня на мое настоящее местоположение и происходящее «здесь и сейчас», когда я чувствовал неконтролируемую вспышку гнева или страха. Его прикосновения успокаивали меня — вот простое объяснение его назначения. Он обучен ходить за мной, чтобы я чувствовал себя более комфортно, когда кто-то приближается ко мне сзади. Но, по правде говоря, большинство этих проблем уже находятся под контролем, и на данный момент он для меня больше домашний питомец. Я научился контролировать большинство этих вещей при помощи курса интенсивной терапии, что я прошел.
Никс больше не говорит ничего на протяжении нескольких секунд, и я также храню молчание. Я просто не знаю, что ответить ему, потому что, по правде говоря, не понимаю ничего. Единственное, что я знаю наверняка, — это то, что мое сердце неистово болит за этого мужчину, который так сильно пострадал.
— Я пойму, если рассказанное мной тебя напугало, и ты захочешь разорвать наши отношения, — говорит Никс с некой долей нерешительности в голосе.
Теперь я пребываю в состоянии полнейшего шока. Я никогда не думала, что у этого мужчины было хоть одно уязвимое место, но он только что обнажил для меня его.
Я резко разворачиваюсь в объятиях Никса, заключая его лицо в свои ладони.
—
Никс целует меня нежно и говорит:
— Про это знают только мой отец, брат, а теперь и ты.
Я придвигаюсь чуть вперед и сажусь к нему лицом, чтобы я могла видеть его. Заключаю его ладонь между своими ладонями.
— А надписи на твоей татуировке? — спрашиваю я, опять поднимая вопрос, что так интересен мне.
— Скажем так, мне не просто пришлось довольно туго, когда я возвратился из Афганистана. Я был... разъярен... не мог держать под контролем свой гнев. Любая мелочь могла меня спровоцировать на неконтролируемую вспышку агрессии. Харли и большое количество терапии помогли мне справиться с этим. Как я и сказал, я научился использовать его прикосновения и присутствие для того, чтобы держать под контролем вспышки гнева.
Как будто по команде, Харли запрыгивает на кровать и прижимается к Никсу. Он, должно быть, даже и не замечает, как его рука автоматически ложиться на шерсть Харли и начинает ласково поглаживать его.
— Этот разговор расстраивает тебя? — спрашиваю я, замечая, как Харли льнет к Никсу, будто ощущая его печаль и грусть.
— Немного. Я рассказываю тебе больше, чем знают все, за исключением моих родных.
— Так, татуировка....
— Это что-то вроде моей собственной терапии. Я сделал татуировку черепа после моего первого тура в Афганистане. Это было подходящим описанием того, что я видел там. А остальная часть моей терапии была сосредоточена на хороших и позитивных мыслях, но если честно, мне кажется, что многое из нее просто бред собачий. — Усмехается Никс.
Я приподнимаю бровь в ответ на его слова, и он смеется.
— Ну что я могу еще сказать, мне всегда кажется, что стакан наполовину пуст, нежели полон… Так или иначе, когда я читаю или смотрю что-то позитивное, что воодушевляет меня, я могу запечатлеть это на своем теле, чтобы эти мысли были всегда со мной…
Это очень интересно.
— А как именно ты выбираешь то, что занести на свою татуировку?
Он слегка усмехается мне озорной улыбкой.
— Это просто. Если я что-то читаю, и это вызывает мою улыбку, насмешку или сарказм, тогда я понимаю, что это, вероятно, что-то важное, какое-то сообщение, смысл которого откроется позже, поэтому я на него реагирую таким образом. Вообще, по своей натуре я склонен к более депрессивным мыслям, поэтому, когда эти строчки вызывают во мне противоположную реакцию — насмешку, я понимаю, что это сообщение важно для меня. Вот и все.
Я качаю головой с удивленной улыбкой, что растягивается на моих губах.
— Ты смеешься надо мной, Бёрнэм?
Обычно, когда он обращается ко мне по фамилии, это означает, что он хочет восстановить некую дистанцию между нами, но сейчас он говорит ее, слегка поддразнивая меня, отчего мой желудок радостно сжимается.
— Не смеюсь, а поражаюсь. В тебе больше слоев, чем природа создала для лука, Кэлдвелл.
Никс устремляется ко мне, заставляя Харли испуганно спрыгнуть с кровати. Он привлекает меня к себе на колени, стягивая с меня простынь.