Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
Ужин превратился в симпосий по случаю примирения и кончился — по крайней мере, для мужчин — настоящей попойкой. Когда женщины удалились, Антоний напыщенно стал уверять, что он ни минуты не считал свое дело проигранным, но в отношении женщин необходимо придерживаться определенной тактики… И так далее, в том же духе — а друзья его радостно смеялись и поддакивали. Если бы в этот момент вошел кто-то непосвященный, он вполне мог бы решить, что наш симпосий устроен по случаю победы.
Я не знаю, заметили ли остальные, что Антоний вовсе не был таким уверенным, как хотел это показать. Его убежденность, что мы во всем превосходим
Чтобы знать наверняка, на чью помощь он может еще рассчитывать, Антоний послал несколько своих людей в Коринф. Этим невероятно богатым городом управлял его доверенный Теофил. Кроме того, посыльные должны были передать двенадцати легионам, оставшимся у императора, приказание немедленно выступить в Азию, где предстояло сформировать новое войско.
Все висело на волоске, ничего не было решено окончательно, и чаша на весах судьбы могла склониться как в ту, так и в другую сторону.
Царица Клеопатра нетерпеливо настаивала на скорейшем отъезде. Она опасалась, что после поражения под Акциумом ее противники вновь поднимут головы.
Итак, через несколько дней попутный ветер вновь подгонял нас на всех парусах к берегам Северной Африки. Мы бросили якорь в Паретонии. Эта хорошо укрепленная гавань находится на земле Мармарика, как раз на границе между Египтом и Киренаикой.
Царица отправилась дальше в Александрию, и поскольку она доверяла мне, то попросила меня присмотреть, чтобы император не последовал дурному совету. Под этим царица, конечно, понимала все, что может нанести ей вред. Для этого больше подошел бы Алекс, заметил я. Ведь император действительно доверяет ему, а я всего лишь имею на него некоторое влияние. Тогда, заметила она, я должен следить за Алексом и, если понадобится, с помощью силы или угроз заставить его встать на нашу сторону.
Я вздохнул.
— Ты всегда была склонна переоценивать меня, басилисса, и поручать задания, которые превосходят мои возможности. Так и на этот раз, ведь…
Она оборвала меня на полуслове:
— Во всяком случае, ты меня никогда не разочаровывал и не подводил.
— Вероятно, это произойдет на этот раз… — пошутил я не особенно удачно.
Клеопатра улыбнулась.
— Тогда Ирас так отравит тебе жизнь, что ты будешь мечтать о конце света — не правда ли?
Ирас кивнула с усмешкой:
— Он пожалеет, что родился!
Итак, я остался в Паретонии с Марком Антонием. При нем были еще только Алекс и Луцилий. Последнего император приблизил к себе после битвы при Филиппах. Он ценил этого простого и скромного человека прежде всего за то, что тот никогда не лгал и не терял здравого смысла даже в самых тяжелых ситуациях. Он был немногословен, ни с кем особенно не дружил, но и врагов у него не было, потому что он никогда не стремился пробиться вперед и никому не завидовал.
После битвы при Филиппах Луцилия приняли за полководца Марка Брута, который бежал и бесследно исчез. Когда преследователи, исполненные гордости, привели его к Марку Антонию, тот рассмеялся:
— Если этот человек Марк Брут, то я Кассий! Не правда ли, друзья, вы раздосадованы
Так рассказал мне об этом Антоний, а Луцилий лаконично подтвердил.
Уже на следующий день пришли первые печальные известия. Пинарий Скарпа, легат, командовавший четырьмя легионами, находящимися в Киренаике, перешел на сторону Октавия.
Поначалу Антоний не хотел этому верить, ведь он был высокого мнения об этом человеке и благоволил ему.
— Должно быть, эту ложь распространяет сам Октавий, чтобы поколебать уверенность остальных. Я просто не верю этому!
Он послал несколько надежных людей в столицу Кирену, где размещались эти четыре легиона.
В трудах некоторых историков Антоний предстает одиноким и покинутым всеми друзьями. Окруженный только несколькими верными слугами, в отчаянии бродит он по берегу, ожидая известий. Все это верно только отчасти. Рядом с Антонием всегда находилась его личная охрана — центурия отборных преданных солдат; неподалеку в гавани стояла наготове дюжина кораблей, на побережье располагались палатки тяжеловооруженной преторианской когорты.
В последующие дни и недели прибывали уцелевшие и сумевшие уйти от неприятеля корабли флота Антония. Каждый из них приносил нерадостные известия. Так, Теофил, управитель Коринфа, перешел в другую партию, прочие греческие города из предосторожности направили Октавию, победоносно продвигающемуся по Элладе, послания с выражением почитания и преданности.
А как обстояли дела с Канидием Крассом и его легионами? Об этом ходили самые противоречивые слухи. Одни говорили, что эти легионы после долгих переговоров на выгодных условиях перешли на сторону Октавия. Другие утверждали, что они рассеялись, чтобы обходными путями добраться до Азии.
Из различных высказываний императора я понял, что он уже занес все эти войска в список потерь.
Во время одной из наших продолжительных прогулок, на которой присутствовал и Луцилий, он сказал мне:
— Тогда, при разделе империи, все мои друзья и сторонники посмеивались втихомолку — и я, конечно, тоже, — потому что Октавий отдавал мне чрезвычайно доходные восточные области. Мы сочли его глупым и недальновидным: Македония, Эллада, вся Азия с ее невероятно богатыми городами и провинциями, кроме того — Сирия и Иудея. Армению я завоевал, с Египтом заключил союз. Что против этого скромные провинции Октавиана Далмация, Норея и Паннония? Разве может Галлия или Испания сравниться с Египтом или Азией? Мы потирали руки, и говорили, что бедному Октавию, если он вообще сможет удержаться, постоянно придется бороться с нехваткой денег. Но при этом мы забыли об одном: он управляет всей Италией, городом Римом, у него в руках сенат и консулы. Мои легионы большей частью состоят из неримлян. Этим солдатам из Эллады, Македонии, Азии, Сирии и Иудеи давно уже надоела война, и если Октавий отошлет их по домам с парой сестерциев, они поцелуют ему руку. Среди римлян — то же самое. Ветераны мечтают о наделе земли — конечно, на родине! — а молодежь предпочитает сражаться за Рим, а не за Египет и императора, который ушел от своей римской супруги, живет с египетской царицей и объявлен римским сенатом persona поп grata. И я могу их понять…