Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
— Я понимаю, конечно, что наша помолвка была придумана только для Ирас, но если хорошенько все взвесить…
— Аспазия, твой отец уже пытался однажды сосватать нас — и очень тебя прошу, давай не будем больше об этом. К тому же ты ведь уже помолвлена.
— Если бы ты знал с кем, ты бы так не говорил.
Мне предстояло довольно скоро узнать это, поскольку
Хаймон, тот самый соседский сын, заходил в гости через каждые два-три дня. Его отец торговал дорогими пряностями. Он закупал их в большом количестве, а затем в своем магазинчике сортировал их и упаковывал в мешочки или маленькие глиняные кувшинчики. Поэтому Хаймон, которому довольно много приходилось
Наряду с постоянно усиливающейся жаждой Персея мучил ненасытный голод. Однако несмотря на то, что ел так много, он сильно похудел, у него выпали зубы и волосы, а на теле появились нарывы. Деметра в отчаянии пыталась позвать еще других врачей, но они только качали головой и подтверждали мой диагноз. Наконец он впал в забытье, но прежде у нас состоялся еще короткий разговор.
— Мой конец уже близок, Олимп. Принеси жертву Осирису, чтобы все это не было так мучительно и продлилось бы недолго. Вчера со мной говорила Аспазия. Она попросила у меня прощения и сказала, что не хочет выходить замуж за Хаймона. Она хочет теперь тебя, Олимп, тебя. За Гектора я не волнуюсь, с ним все будет в порядке. Я не могу принуждать тебя жениться на Аспазии, но позаботься о ней, когда я умру. Ты теперь по возрасту и по положению глава нашей семьи, я доверяю ее тебе.
В последние дни, чтобы он не испытывал боли, я давал ему большие дозы мекония. Он умер во сне, ранним утром. Я оставил семью горевать и пошел сообщить эту печальную новость соседям. Потом я объявил Хаймону и его отцу, что Персей хотел бы расторгнуть помолвку и что его последним желанием было отдать Аспазию мне в жены. Они, конечно, были очень изумлены, но из-за моего высокого положения не стали мне возражать. Мне показалось, что Хаймон даже вздохнул с облегчением, потому что наверняка со страхом ожидал того дня, когда ему придется делить стол и кровать со своенравной Аспазией. Я же был старше его на восемь лет, воображал, что имею некоторый опыт общения с женщинами, и был уверен, что смогу с ней поладить.
Мы решили подождать, пока пройдет девяносто дней — и кончится траур. Тем временем, мне предстояло найти помещение для своей лечебницы. Моя должность личного врача открывала передо мной все Двери, и вскоре я отыскал кое-что подходящее на восточной окраине Брухейона. Неподалеку протекал судоходный канал на юг. Район этот граничил с прилегающим еврейским кварталом, где жил Салмо со своей семьей. Он точно описал мне местоположение своего дома: к северу от Канобских Ворот, наискосок от молитвенного дома, по соседству с булочником…….
Все же мне пришлось немного поблуждать, прежде чем я отыскал узкий двухэтажный дом. Дверь слегка приоткрылась, и женский голос спросил, что мне нужно. Поговорить с Салмо? Так он сейчас в молельном доме, заменяет там заболевшего Шаммеса, слугу в синагоге. А кто его спрашивает? Услышав мое имя, она распахнула дверь.
Меня поразило ее сходство с Ирас, только она была немного полнее. Маленькая, кругленькая, она
— А, господин личный врач удостоил нас чести! Салмо ни о чем другом не говорит, кроме как о расчудесной службе у тебя. Давно пора чем-нибудь занять его. После того как он потерял место в войсках, он только целыми днями слоняется, пьет вино, считает мух на стене и гоняет детей…
— Стоп-стоп! Он вовсе не потерял место, а просто получил отпуск как мой слуга и помощник. Если бы мне не пришлось заботиться о моем больном родственнике, то…
— И все равно, — прервала она меня, — мужчина без работы — это самое ужасное. Это хуже, чем самая тяжелая болезнь. Я надеюсь только, что ты…
Ее голос долго еще звучал мне вслед, пока я шел к молельному дому. Салмо был занят наверху, в галерее, предназначенной для женщин, и я услышал, как он ворчит себе под нос:
— И почему эти бабы во время молитвы грызут семечки?! А пахнет-то здесь, как в какой-нибудь лавке с бальзамами я духами! Ах, как бы я всех этих баб…
— Что бы ты с ними сделал, Салмо?
Голос смолк, и сверху показалась его голова.
— Наконец, наконец! — воскликнул он громко и заспешил по лестнице вниз.
Мы обнялись.
— Ты меня совсем забыл, — упрекнул он, и его здоровый глаз стал влажным.
Я так хлопнул его по спине, что она затрещала.
— Нет, Салмо, не забыл, просто был очень занят разными семейными делами.
Я рассказал ему о болезни и смерти дяди и о моей помолвке.
— Нет! — воскликнул он. — Как можешь ты поступать так безрассудно! Тебе следовало бы сначала спросить совета у меня, опытного женатого мужчины!
— Ты слишком дерзок для слуги, но я уже привык к этому. Я не собираюсь здесь, в храме, обсуждать с тобой недостатки и преимущества семейной жизни. Как только все здесь закончишь, приходи ко мне в мою новую лечебницу.
— Тотчас же! Я теперь же могу уйти отсюда! Для этой дурацкой работы они быстро найдут кого-нибудь другого. Глупцов на свете все еще хватает. Ты и сам в этом убедишься, если всерьез собираешься…
Я замахнулся. Салмо, ухмыльнувшись, пригнулся, но замолчал. Я вспомнил о его самоуверенной жене и ее пронзительном голосе и подумал, что мой слуга, должно быть, повсюду чувствует себя лучше, чем дома.
Чтобы иметь под рукой все, что может понадобиться при работе, я приобрел всевозможные ножи, скальпели, пинцеты, иглы, пилы и многое другое. Я заказал у столяра специальный шкаф, велел установить его напротив окна и часами занимался только тем, что подписывал многочисленные ящички. За этим занятием и застал меня посыльный из царского дворца — Клеопатра, моя царица, должна была вот-вот родить. Она велела послать за мной не столько ради моего врачебного искусства — для этого уже подготовлены были повивальные бабки, — а потому, что хотела, чтобы в этот трудный час с ней рядом были все ее старые друзья.
Стараниями жрецов комната, где должны были проходить роды, была превращена в подобие какого-то храма. Напротив кровати был устроен алтарь Исиды. Изголовье кровати охраняла статуя в человеческий рост египетской покровительницы родов Фоерис. Она была изображена в виде беременного бегемота, и ее левая рука опиралась на иероглиф «защита». Царица коротко поздоровалась со мной. Хотя по лицу ее промелькнули первые признаки пока еще слабых схваток, она не утратила своей склонности к иронии.
— Если бы Прометей возложил задачу продолжения рода на мужчин, то мир давно вымер бы, потому что никто из вас, герои, не согласился бы во второй раз переживать муки и опасности родов.