Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
В поисках квартиры он забрел в дом некоего человека, который похоронил одну за другой нескольких жен. Он жил вместе с двумя дочерьми и, как Салмо узнал позднее, — вероятно, слишком поздно, — пользовался сомнительной репутацией. Поскольку каждый раз, когда он женился, ему приходилось, по еврейскому обычаю, платить выкуп за невесту, то он, по идее, должен был бы с каждым разом становиться все беднее. Однако на самом деле происходило наоборот. Его первая жена, будучи единственным ребенком в семье, унаследовала все отцовское состояние.
Обе его дочери происходили от первого брака. Время от времени он использовал их, чтобы заключить фиктивную помолвку одной из них с каким-нибудь мужчиной, а потом, при ее расторжении, требовал от него возмещения ущерба. Однако Салмо поначалу ничего об этом не знал. Он снял довольно дорогую комнату в доме этого человека и вскоре заметил, что Дебора, младшая из его дочерей, строит ему глазки. Как еврей он, конечно, знал, что у человека, который переспит с незамужней девушкой, есть только три выхода: жениться на ней, заплатить большой штраф или подвергнуться публичному наказанию.
Салмо уже почувствовал, что в этом доме царит беспутство и девушки ведут отнюдь не тот скромный образ жизни, который предписывает закон Моисея, но он объяснял это влиянием большого города, в котором к строгим еврейским обычаям стали относиться немного легкомысленно.
Это произошло на третью или четвертую неделю нашего пребывания в Антиохии: однажды утром Салмо не пришел ко мне. Сначала меня это не обеспокоило: мало ли что могло задержать его в этом огромном городе. Однако его не было весь день, не появился он и на следующее утро. Я сообщил об этом Мардиону и отправился на поиски.
Я легко нашел нужный дом, поскольку этот подозрительный вдовец был, казалось, так же известен всему кварталу, как какой-нибудь уважаемый раввин. Услышав его имя, люди морщились, и пару раз я даже слышал замечания вроде таких: «Этот знает, как прийти к деньгам и миновать судью» или: «Он сделал из своих дочерей проституток, но подаст жалобу на всякого, кто так их назовет».
Редко кто называл его по имени — Даниэль, как будто его сограждане боялись запачкаться при этом. Они звали его: «богатый вдовец» или — с неприязнью — «наглый сутенер».
Как я уже сказал, найти дом оказалось очень легко. Слуга открыл мне дверь и позвал хозяина.
Описать этого Даниэля мне довольно трудно, поскольку он выглядел совершенно заурядно. Таких типов здесь, в еврейском квартале, можно встретить на каждом углу, их полно на рынке или в любом трактире. Это был человек лет пятидесяти, среднего роста, не толстый, не худой, он носил короткую бороду и украшенный вышивкой темно-коричневый халат. В лице его тоже не было ничего привлекающего внимания, если не считать того, что глаза смотрели совершенно безо всякого выражения —
Я представился, назвав свое имя и звание, и спросил, живет ли еще здесь мой слуга Саломон. Он любезно кивнул.
— Саломон или Салмо, как он сам просил его называть, конечно, еще живет здесь.
— А где он сейчас?
— Я запер его в погребе до прихода рабби, который должен рассудить, какую кару он должен понести за свой проступок.
Я чуть язык не проглотил.
— Ты… ты так просто взял и запер Салмо в погребе? Слугу личного врача Ее Божественного Величества царицы Клеопатры из Египта?
— Да, так он о себе говорил. По крайней мере, тут он сказал правду.
— Что это значит? В чем ты его обвиняешь?
— Он пообещал жениться на моей дочери Деборе, но, похоже, и не думает выполнять обещание.
Я покачал головой.
— Он не мог обещать жениться на твоей дочери, потому что в Александрии его ждет жена и двое, нет, трое детей. Салмо женат, и я смело положу за него руку в огонь.
Даниэль равнодушно пожал плечами.
— Этого я никогда и ни для кого не стал бы делать — я имею в виду класть руку в огонь. Вообще же у меня есть письменное подтверждение его намерения жениться на Деборе.
— Что? Он объявил об этом письменно?
Даниэль кивнул.
— Как и принято у культурных народов — все равно, к какой культуре они принадлежат. Мы, евреи, составляли наши договоры письменно еще в те времена, когда греки и римляне не знали ни языка, ни письма.
— А, — усмехнулся я, — я вижу, ты образованный человек, Даниэль, докажи мне теперь, что ты еще и честный человек.
Он тотчас поднялся.
— Конечно, конечно. Сейчас я принесу документ.
Он подошел к окну, склонился над тяжелым, обитым железом сундуком и заскрипел ключами и задвижками. Вернувшись, он положил передо мной пергамент, покрытый еврейскими письменами.
— Я не знаю еврейского языка и письма. Прочти мне.
— Как пожелаешь. Итак. Саломон бен Наум из Александрии и Даниэль бен Симон из Антиохии заключили следующее соглашение: Саломон согласен и готов взять в жены Дебору, дочь Даниэля, в течение этого года и считает этот договор доказательством и знаком того, что он помолвлен с Деборой.
Составлено в Антиохии в 4-й год правления императора Марка Антония и в 338-й год после победы Селевка Никанора.
— Вот подписи Саломона бен Наума и моя, — сказал Даниэль, сунув документ мне под нос.
Указательным пальцем он постучал по подписи Салмо, и это прозвучало похоже на барабанную дробь. Мне бросилось в глаза, что текст написан очень убористо и мелко, хотя почти треть пергамента оставалась свободной и вовсе не надо было экономить место.
— Хорошо, — сказал я, — а теперь я хотел бы услышать мнение Салмо.