Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
— Шармион, ты знаешь, как неохотно я отсылаю тебя, но я бы хотела остаться с Олимпом наедине. Сядь перед дверью и никого не впускай.
— Даже императора?
Я видел, что Шармион задала этот вопрос вполне серьезно.
Клеопатра вздохнула:
— В конце концов, должны быть и исключения. Итак — на пост!
— Стены у палатки тонкие, — обратилась она ко мне, — так что лучше будем говорить шепотом. Шармион не склонна к забавам, ирония ей не свойственна. Но она способна оценить шутку. Твоя Ирас совсем
— Нет, царица, не стоит.
— Не сердись, — улыбнулась она. — Ты один из немногих, кому я могу доверять. Этот поход был неудачным — так ведь?
— Да. По крайней мере, в нем не было одержано больших побед, о которых стоило бы сообщать. Я участвовал в нем с начала и до конца и могу сказать тебе — хотя я и не очень разбираюсь в военных делах: вовсе не от императора зависело то, что решающей битвы так и не произошло. Царь Фраат благоразумно уклонялся от нее, потому что он знает свою страну и понимает, что любая армия, дошедшая до его столицы, будет находиться уже на пределе своих возможностей. Она едва ли будет способна на длительную осаду. Самая большая удача этого похода состоит в том, что Антоний все же смог вывести свои легионы назад и потерял при этом только треть людей. Это звучит цинично, но на самом деле это не так. Тот, кто там был, поймет меня.
Клеопатра задумчиво взглянула на меня.
— Как ты думаешь кто повинен в этой неудаче?
— Римская государственная политика! Вот уже почти полвека они пытаются покарать парфян за злодеяния царя Митридата, который когда-то приказал убить по всей Азии около восьмидесяти тысяч римлян и италийцев. Даже призыв Помпея и ужасное самоубийство тирана не смогли ничего изменить. В итоге парфяне и по сей день остались непобежденными. Если Антоний и предпринял этот поход, то прежде всего потому, что этого ждал от него весь Рим.
Клеопатра кивнула.
— Так думаю и я, однако в Риме видят все иначе.
— Антоний сам должен дать отчет перед сенатом! У него много сторонников, он превосходный оратор и сумеет сказать там правду.
— Посмей только дать ему подобный совет! — предостерегающе сказала Клеопатра. — Он попадет под влияние Октавия и предоставит ему право решать судьбу Египта. Тогда нас вряд ли ждет что-то хорошее!
— Не думаю, — заметил я, но мне были понятны опасения Клеопатры.
Царица поднялась.
— А теперь позаботься лучше о себе и о своей Ирас. По случаю твоего возвращения я предоставила ей два свободных дня.
Ирас ждала меня у моей палатки и беседовала с Салмо. Мы поцеловали друг друга в щеку, и она сказала шутя:
— Твой слуга Салмо понимает, что женщина заслуживает внимания, и знает, как нужно себя с ней вести. Сразу видно, что иудеи были культурным народом уже в
Я усмехнулся:
— Это тебе Салмо нашептал — не сама же ты придумала.
Салмо невозмутимо посмотрел на нас:
— Вам, наверное, хочется побыть вдвоем… — и поспешно удалился.
Я охотно согласился с этим — у меня не было ни малейшего желания вести долгие разговоры. Во мне еще совсем свежа была память о войне, и я знал, как ненадежна земля под ногами человека, которому постоянно угрожают несчастья, болезни или смерть, — профессия врача располагает к подобным размышлениям.
— Говорят, Николай из Дамаска ухаживает за тобой — это правда?
Она кокетливо поправила темные волосы, и ее черные глаза вызывающе сверкнули.
— Может быть — мне-то что? За мной ухаживают многие, но редко кто думает при этом обо мне, а не о царице.
Говоря это, она играла с золотой фигуркой Бастет, которая висела у нее на шее. Я заметил это, но от волнения не придал этому никакого значения.
— Ирас, я хочу знать правду. Значит ли Николай для тебя что-то? Исполняешь ли ты все, что он хотел или хочет?
— Ох, а что же он хочет? Я это знаю? Во всяком случае, в моей постели его не было — если ты это имеешь в виду.
— Но ты могла быть и в его…
— Гиппо, Гиппо, не разыгрывай из себя ревнивца! Николай — ты увидишь его вскоре, — Николай, конечно, симпатичный мужчина, но это кабинетный ученый, который говорит так напыщенно, что его с трудом можно понять. Он скорее подошел бы Шармион…
— Ах, Ирас, я так рад, что этот поход закончился. Не проходило и дня, чтобы я не скучал о тебе.
— Ты лжешь, как все мужчины!
— Теперь наконец я могу не заботиться о том, чтобы выжить… Женщина не может себе представить, каково это, когда голод, жажда и изнеможение набрасываются на тебя, подобно диким зверям, и ты не знаешь, что будет дальше, и сопротивляешься из последних сил, а потом происходит что-нибудь еще…
Она обняла меня своими сильными руками и поцеловала.
— Бедняга… Обещай мне, что никогда больше не позволишь втянуть себя в такое рискованное дело. Если Антоний потребует тебя, обратись ко мне. Я не отстану от царицы, пока она не выполнит моей просьбы.
Пока она говорила это, руки ее забрались мне под хитон и начали игру, которая закончилась тем, что мы оба сорвали друг с друга одежду и я приник к сладостному телу моей возлюбленной, повторяя: «Я люблю тебя — я желаю тебя — я хочу тебя — тебя и никого другого!»
Потом мы, тяжело дыша, лежали рядом, и Ирас тихо попросила:
— В следующий раз ты ведь не будешь так торопиться? Царица освободила меня не на два часа, а на два дня. Не выпускай все стрелы сразу, прошу тебя.
Я засмеялся.