Под знаменем Сокола
Шрифт:
На что-то подобное, только в ином ключе, надеялся крепко уверовавший в пророчество о деве из страны ас-саккалиба, которая принесет его сыну исцеление, Иегуда бен Моисей. Потому торопил с помолвкой, потому спешно готовился к свадьбе. Тем более, что руссы, заключившие союз с печенегами, не встретив отпора на границе, уже приблизились к пределам Града на расстояние десяти дней пути, и при той быстроте, которую показал на протяжении всего своего похода Святослав, можно было ожидать, что на последний бросок им вряд ли понадобится боле седьмицы.
— Но послушай, сын мой, — пытался увещевать тархана его престарелый тесть ребе Ицхак. —
— Эти вопросы я предлагаю решить тебе, отец! — отрезал Иегуда бен Моисей. — Не ты ли первый предсказал ее приход, как и появление Илии, который так и не захотел назваться моим сыном. Ты толкуешь мне про общину. Но ты разве не видишь, что ее члены бегут из Града и страны, как тараканы из вымороженной избы. Что же до девушки, я верю, она спасет Давида, и потому, если ты откажешься соединить их по законам веры Израиля, я сам совершу обряд, как это делали наши предки из рода Ашина!
***
Хотя площадь, где ликовала, насыщаясь дармовым угощением, чернь, беспощадно поливал раскаленной лавой зной, в покоях дворца кагана царили прохлада и полумрак. Плотно закрытые ставни и шторы не пропускали печного полуденного жара, принесенный из погреба лед медленно таял на блюде и на груди Давида бен Иегуды. Всеслава положила несколько кусочков в серебряный кубок с прохладным кизиловым шербетом и поднесла к губам юноши. На миг, как в том булгарском сне, ей представилось, что на его месте лежит Неждан, и сердце ее сжалось от муки и любви.
Впиться поцелуем в отравленные тлетворным дыханием болезни губы и сойти вслед за братьями в сумрачный мир теней. Авось, хоть одного из них удастся отыскать! Но прихотливый недуг, говорят, сам выбирает, кого отмечать своей роковой печатью. Вон, Рахим, например, и другие слуги день и ночь напролет находятся у постели больного, и им хоть бы что, а юная Руфь, мать Давида, как и все хазарские девушки жившая затворницей в доме отца, в жизни не встречала людей, пораженных злокозненной хворобой. Впрочем, болезнь молодого Ашина давала Всеславе еще одну возможность вскоре покинуть этот мир. Когда умирает каган, его жены обычно следуют за ним. Вот только, если брак свершится и Всеслава понесет, Иегуда бен Моисей не то что забудет все традиции, мир перевернет, лишь бы в старости иметь утешеньем внучка или внучку.
Ох, Нежданушка, сокол ясный, почему зимой не взял того, что хотела отдать? Теперь уж поздно. От срубленного дерева не дождаться плодов, мертвая плоть не продолжит жизни в этом мире.
Протолкнув внутрь несколько капель шербета, Давид бен Иегуда без сил откинулся на подушки. Глотать ему было больно. На шее уродливой лиловой змеей наливался отек. Эту пытку, называемую обрядом, едва выдерживали даже здоровые и крепкие мужчины.
— Ну, пожалуйста, ну еще глоточек, ну, не хочешь шербета, отведай хотя бы пару ягод шелковицы, твоей любимой, погляди, какие спелые, в два раза крупнее нашей малины. Ты ведь не ел со вчерашнего дня, а тебе еще нужны силы, чтобы поприветствовать бека и вельмож!
— И что бы я, госпожа, без тебя делал, — вздохнул Рахим, когда Всеславе удалось-таки, раздавив шелковицу в кашицу и отжав косточки, накормить юношу черной сладкой мякотью.
Подруженька
— Хочешь еще шербету? — спросила Всеслава, поправляя постель юноши. — Или целебный отвар тебе приготовить?
— Лучше спой какую-нибудь песню своей земли, — одними губами попросил Давид. — У тебя такой красивый голос, а я теперь нескоро его услышу. Завтра отец огласит нашу помолвку, а по законам Израиля жениху с невестой после нее и до свадьбы видеться нельзя.
— Велика беда, — поспешила отшутиться девушка, — видеться нельзя, но слушать-то можно! Я буду каждый день приходить к дверям твоих покоев и петь для тебя!
Чтобы порадовать и немножко поддразнить Давида, она завела подходящую к случаю величальную, но мысли ее заполошно неслись по замкнутому кругу, точно мотыльки, пойманные в решето. По закону Израиля. Стало быть, Иегуде бен Моисею удалось-таки уломать тестя и других влиятельных членов общины. Всеслава печально усмехнулась про себя: как все-таки причудливо сплетаются нити судьбы. Могла ли она предположить, что станет едва ли не радоваться браку, которого боялась всю свою жизнь и которого надеялась избежать? Мыслила ли, что в нем увидит единственную для себя опору в годину страшных потрясений и единственное спасение от гнусных притязаний Мстиславича. Жаль, что о принятии окончательного решения она узнала только сейчас. Ну да ничего, новость наверняка уже достигла и Ратьшиных ушей.
Дедославского княжича она повстречала в одном из переходов, соединявших покои кагана с дворцом бека, когда решила вместо Рахима сбегать в погреб за очередной порцией льда. Девушка знала, что Мстиславич недавно прибыл в Итиль после выполнения какого-то поручения, во время которого дорогу ему опять заступил Хельгисон, снова расстроив все замыслы. Ратьша, судя по всему, тоже ведал как о ее нынешнем местонахождении, так и о положении, которое она во дворце кагана во исполнении обещания, данного ее отцом, заняла.
— Ух, ты! — притворно удивился он, — Неужто княгинюшка моя во плоти, здоровая и живая?!
Он внимательно поглядел на Всеславу, и его синие глаза зажглись недоброй насмешкой:
— Не пойму я, однако, — заметил он, указывая на поднос со льдом, — на каких правах ты у кагана живешь? Думал, супругой, а, погляжу, так служанкой!
— Я тоже не пойму, — не осталась в долгу княжна, — на каких правах ты кагану и беку служишь? Присвоил себе положенный лишь брату Ждамиру титул алп-илитвера, а ни войска с боярами, ни союзников, князей меньших, не привел. Не стыдно ли дедославскому княжичу водиться с наемниками и прочим сбродом? А что до меня, то чего тут непонятного, разве жена не должна мужу прислуживать, разделяя с ним и радость, и горе?