Подари мне Воскресенье

Озерова Лина

— Она только что восстановилась. Я, кстати, тоже ее еще не видела, она на занятиях пока не появлялась. Юное дарование, почти кинозвезда и знаменитость. Поступила в позапрошлом году и почти сразу уехала сниматься в Италию, представляешь?

— А как ее зовут?

— Ирэна Димитрова. У нее вроде бы отец болгарин. — Нинка поколебалась и добавила: — Ромка говорит — красивая. Он на нее в ректорате натолкнулся. А знаешь, все полукровки красивые.

Ася пожала плечами:

— Ирэна? Первый раз слышу.

— Погоди, — скривилась

Нинка, — еще услышишь. Фильм выйдет к Новому году, и, по слухам, его повезут в Канны. Не иначе как за «пальмовой ветвью». По крайней мере, Ромка говорит, что мадемуазель на меньшее не рассчитывает и не скрывает этого. Очень в себе уверена.

Кажется, Ромке новенькая не слишком понравилась, и Нину это радовало. Ася про себя подумала, что, даже если бы эта Димитрова не появилась на курсе, Нинке Ларису все равно бы никто не дал. Внешние данные не те. А вот ей, если бы у нее была хоть капля таланта... Впрочем, что теперь вздыхать? После драки кулаками не машут. За прошлый год она доказала всем, и себе в том числе, что таланта у нее нет. Ни капельки.

— Слушай, у меня есть одна идея, — сказала Нинка.

— Какая? — Ася слегка побаивалась Нинкиных «идей».

— Обещай, что не рассердишься.

— Как я могу обещать, не зная, о чем идет речь!

— Ну пожалуйста!

— Ладно, выкладывай.

— Ведь у твоего Сергея...

— Не у моего, — перебила Ася.

— Хорошо, — Нинка примирительно кивнула, — не у твоего. У просто Сергея наверняка есть какой-нибудь друг вроде него. Красивый и неженатый.

— Нин...

Но Нинка не дала ей и слова сказать:

— Если бы он меня с ним познакомил, — затараторила она, — может быть, мы друг другу понравились, и из этого что-нибудь получилось. Это шанс, понимаешь, шанс, которого мне больше может и не выпасть. Ты же знаешь, как трудно найти приличного парня, тем более нам. Кругом одни актеры, режиссеры и прочая дребедень. Все как один гении. А так хочется нормальной жизни!

Это Ася знала. Года, проведенного в театральной среде, вполне хватило, чтобы понять: если ты не склонен к мазохизму, жизнь с творческим человеком очень быстро превращается в ад. А уж два творческих человека вместе — вообще взрывоопасная смесь посильнее тротила.

— А чем сам Сергей тебя не устраивает? — спросила Ася.

— Сергею я — до лампочки, — пожала плечами Нинка. — Я же говорю, он смотрит только на тебя...

Допив кофе и поболтав с Асей о том о сем, Нинка отбыла на очередную репетицию гениального «Месяца в деревне».

Проводив подругу, Ася в задумчивости прошлась по квартире и остановилась перед большим зеркалом в холле. Бледное лицо, круги под глазами... Если бы, если бы только она не была такой бездарной, может быть... Бесприданница — это же ее роль! Знаменитый монолог Ларисы Ася знала наизусть. «Подите прочь, вы меня не стоите. Если быть вещью, то очень дорогой...» Интересно, а что было бы, если бы Карандышев не застрелил Ларису? Она бы уехала в Париж с Кнуровым? И что дальше? В даму с камелиями она бы не превратилась, это точно. Другой характер. А стала бы она... стала бы она... Ну да! Настасья Филипповна! Лариса Огудалова очень быстро превратилась бы в Настасью Филипповну, и играть Ларису надо обязательно учитывая это будущее превращение. Да, собственно, вот этот последний Ларисин монолог уже надо

произносить так, как его говорила бы героиня Достоевского... Внешне спокойно, почти бесстрастно, но с громадным внутренним напряжением.

Ася стиснула руки у груди и еще раз проговорила знакомый текст.

«Я — вещь...»

«А я сама?» — вдруг подумала Ася. Подумала — и испугалась: таким очевидным вдруг показалось ей сходство между Ларисиной и собственной судьбой. Может, Павел просто купил ее, как Кнуров в свое время купил Ларису? Ведь Ася тоже, по сути дела, содержанка, живет на чужие деньги, в его квартире, по его условиям, — разве не то же самое предлагал Ларисе Кнуров? Только Кнуров сразу и откровенно изложил, чего хочет. А вот что хочет от Аси Павел, она до сих пор не знает...

Может быть, в чем-то Нинка и права и Павлик совсем не такой, каким Ася его себе вообразила?

Эта мысль не на шутку испугала Асю. До сих пор любые подозрения она гнала от себя прочь, дальше и дальше, но, раз угнездившись в подсознании, они теперь никак не хотели покидать ее и настойчиво рвались в душу.

Ася пошла в кабинет. Томик Островского стоял на самой верхней полке, и, чтобы добраться до него, пришлось залезть на стул. «Бесприданница», «Бесприданница», где же... Стоп, а это что такое?

Почтовый конверт, заложенный между страницами, медленно спланировал на пол. Ася на минуту застыла, глядя сверху на голубоватый прямоугольник, потом проворно спрыгнула со стула и схватила находку.

Конверт был не запечатан. Но вместо письма или записки Ася нашла фотографию: загорелая брюнетка в малиновом купальнике лежала на палубе яхты, призывно изогнув бедро и демонстрируя великолепные ноги. Ослепительная улыбка, белоснежные зубы, достойные рекламировать «Дирол», темные локоны сдерживали сдвинутые наверх солнцезащитные очки, — такие красотки на фоне моря обычно украшают туристические проспекты. Но это был не проспект, а обычная фотография... Ася недоумевающе пожала плечами. Однако под первой фотографией оказалась вторая, при взгляде на которую у Аси комок подступил к горлу. На другой фотографии была та же брюнетка на палубе той же яхты, только уже не одна, а рядом с Павлом. С ее, Асиным, Павликом, с ее мужем! Павлик, тоже загорелый, в плавках, обнимает брюнетку, и оба смеются в камеру. А на обратной стороне фотографии — надпись: «Любимому мужу от любимой жены. Навсегда твоя И.»... Что такое??!

Ася тупо разглядывала снимки, то один, то другой. Конверт валялся на полу. Павлик... это был точно Павлик. «От жены». Чушь какая! Но он же никогда не говорил Асе, что уже был женат! И фотографии совсем новые... Павлик на снимках такой же, как и сейчас. И волосы лежат так же, и поперечная морщинка на лбу... Ох!

Асю будто накрыло мутной волной. От ревности потемнело в глазах. Да как он может обнимать другую так же, как обнимал Асю! А она-то, дура, думала, что Павлик любит ее, только ее. А он, оказывается... Хрум! Ася с треском порвала снимок, так что брюнетка на яхте распалась на две половинки. И еще раз, и еще! Вот так! Обрывки полетели на пол. Ася схватила вторую фотографию... и вдруг пришла в себя.

А что, собственно, «оказалось»? Ася устало опустилась на пол, сжимая снимок в руке. Нет, так нельзя, нужно собраться и осмыслить ситуацию. Фотографии — это, конечно, факт неоспоримый. Но ведь фотографии не могли быть сделаны этим летом! Они же с Павлом практически не разлучались! Ни на какое море он не ездил, вообще никуда не ездил. Ася снова посмотрела на снимок. Но вот же, вот яхта, вот брюнетка, вот ее Павлик... «Любимому мужу от любимой жены»... Чушь какая-то, чепуха!

<