Подарок ко дню рождения
Шрифт:
– Там стоит полицейский, – сказал Джерри, – но он говорит, что ничего не может поделать, если они не беспокоят моих соседей, что бы это ни значило, и не совершают противоправных действий.
Ровный гудящий шум улицы, прерываемый криками журналистов, напоминал мне звуки отдаленного сражения, во всяком случае, все это было очень похоже на телевизионные передачи о войне.
– Это и правда было похищение? – спросила я Джерри.
– Так говорят полицейские. Наверное. На ней были наручники, Джейн. А лицо завязано шарфом. Я больше ничего не знаю, только то, что один из этих мужчин погиб, а другой в очень тяжелом состоянии и находится в реанимации. Он без сознания и до сих пор не пришел в себя.
– А шофер грузовика?
– Кажется,
– Только до тех пор, когда уже начался спектакль, и в зал уже не пускали, – ответила я. – Всего около четверти часа.
– А почему ты мне не позвонила?
Невозможно было выкрутиться, не солгав. И я солгала.
– Я пыталась. Никто не ответил.
– Странно, – сказал он. – Я был дома. Когда ты пыталась со мной связаться?
– Примерно без двадцати восемь. Мне пришлось искать телефонную будку. Гудки были. Вероятно, я не туда попала. Знаешь, как это бывает: одну цифру наберешь неправильно, и всё.
– Наверное, так и было, – согласился Джерри. – Ты сильно волновалась?
– Не очень, – продолжала я импровизировать. – Я подумала, что у вас дома какой-то кризис, и не хотела вас беспокоить. Я собиралась позвонить сегодня утром.
– Да, – согласился Джерри. – Да, конечно.
Вскоре после этого разговора он опять заплакал. Положил ладони на подлокотник кресла, опустил голову на руки и зарыдал. Я не знала, что делать, поэтому осталась сидеть на месте. Возможно, лучшее, что я могла сделать, – это составить ему компанию и тоже заплакать, но я не могла. Только актрисы умеют в любой момент выдавить слезы. Помню, один раз я видела Николу Росс в какой-то пьесе, и по ее щекам лились настоящие слезы. Но я не гожусь в актрисы. Я просто сидела там и слушала шум битвы за окнами и душераздирающие рыдания в комнате, а потом пошла и приготовила еще чаю. Когда я вернулась, Джерри уже перестал плакать и сидел очень прямо, с красными глазами и ввалившимися щеками.
Голосом, охрипшим от слез, он произнес:
– Не понимаю, зачем кому-то понадобилось ее похищать. Для чего? Не ради выкупа, конечно. У меня нет денег. Разве я жил бы здесь, если бы они у меня были?
– Не знаю, – сказала я.
– Я спрашивал полицейских, не могли ли ее принять за кого-то другого, а они ответили «нет».
В тот вечер, разумеется, они говорили «да».
Я постирала белье. Приготовила им с Джастином на ужин запеканку и поставила ее в духовку. Кухня в этом доме отнюдь не свидетельствовала о том, что Хиби была хорошей хозяйкой, но я не считала, что должна ее убрать. Хозяин дома этого просто не заметил бы. В полдень я пробралась сквозь толпу репортеров и фотографов – труднее всего оказалось контролировать себя и не заговорить с ними – и поехала в супермаркет на Бент-Кросс за покупками. Миссис Фернал, веселая, разговорчивая женщина, совсем не похожая на сына, привезла Джастина домой в пять часов, протиснулась сквозь толпу, крича им, чтобы они убирались и оставили ее сына в покое, чтобы проявили сочувствие и подумали о чувствах ребенка. Я бы не стала говорить всю эту чепуху. Она чуть было не упала, входя в дом, когда я открыла ей дверь.
Джастин побежал вперед с криками «Джастин хочет мамочку».
Миссис Фернал быстро пришла в себя, понюхала мою запеканку, объявила, что та восхитительна, и, почти не переводя дыхания, сообщила, что я могу теперь ехать домой, так как она собирается остаться здесь.
– Пожалуйста, дай мне знать, если я опять понадоблюсь, – сказала я, прощаясь с Джерри.
Мы были на кухне и не заметили, что шум от столпотворения на улице стих. Было полседьмого вечера. Когда я открыла дверь,
Наверное, странно, но я не слишком-то задумывалась о том, почему журналисты ушли от дома Джерри. Наверное, я была наивной. Я мало знала о подобных вещах и думала, что они отстали, потому что уже становилось поздно, был вечер субботы, и здесь ничего нового уже не случится. Когда я оказалась в своей квартире, то первым делом включила телевизор и поймала конец новостей. Диктор говорил об аварии, похищении и здоровье Дермота Линча около двух минут. Показали фотографию Джерри, на его руках сидел заплаканный Джастин, а в конце я увидела свой снимок, где я бежала с прижатым к лицу шарфом.
Телефон звонил дважды в течение десяти минут. Я не ответила, но догадалась, что это мама. Так же, как у меня бывают предчувствия, я всегда определяю, когда звонит именно она, хотя моя мамочка не любит оставлять сообщений на автоответчике. Сейчас, видимо, она хотела поймать меня, чтобы говорить часами о похищении, а это она могла делать только тогда, когда сама оплачивала звонок. Я налила себе бокал вина и выпила примерно треть, потом взяла телефонную книгу и поискала Айвора Тэшема. Я не ожидала, что там есть его номер, я думала, что он засекречен, но он там был: А.Г. Тэшем, Олд-Пай-стрит, 140б. Нашла я его быстро. Больше времени ушло на то, чтобы набраться смелости и взять трубку. Адреналин вернулся туда, откуда пришел, поэтому я выпила еще вина, глубоко вздохнула и набрала номер. Конечно, я была совершенно уверена, что его не будет дома в субботний вечер, и предпочитала воображать, как он прослушает оставленное мной сообщение и почувствует, что должен мне перезвонить. Он взял трубку.
Тэшем не назвал номер или свое имя, не сказал «алло», а произнес простое и спокойное «да?».
Я глубоко вздохнула и начала:
– Мистер Тэшем, меня зовут Джейн Атертон. Хиби была моей подругой. Я весь день провела с ее мужем, а теперь вернулась домой и подумала, что вы, возможно, захотите поговорить со мной. Я хочу сказать, я знаю, что вы устроили так, чтобы Хиби посадили в машину вчера вечером. Я подумала, что есть вещи, о которых вы захотите узнать.
Молчание. Оно так затянулось, что я на мгновение подумала, не придумала ли все это Хиби. Она была фантазерка. Может, у нее был другой любовник, какой-то обычный человек, но чтобы вызвать у меня зависть, она решила приврать и рассказала, что это блестящий член парламента. Жемчуг был фальшивый, и купила она его сама в каком-то дешевом магазине.
– Мистер Тэшем?
Наконец, он заговорил.
– Я думаю, вы, должно быть, ее алиби.
– Да. – Редкий для меня случай, но я не знала, что сказать. – Я не хотела вас огорчать, – проговорила я, вспомнив совет миссис Фернал насчет сочувствия. Мне оно не свойственно.
Тэшем рассмеялся. Это был невеселый смех.
– Что вы собираетесь делать?
– Я не понимаю, – ответила я.
– Неужели? Позвольте мне говорить прямо. У вас есть информация обо мне, которую вы хотите передать… э… властям? Мистеру Ферналу? Возможно, вы будете так добры и расскажете мне.