Подарок на совершеннолетие
Шрифт:
— Будем плавать? — спрашивает меня и начинает развязывать тесемки своего сарафана, завязанные бантом на шее. Тот легко поддается — и я не успеваю опомниться, как тот падает к ее ногам, а Эстер, грациозно переступив через него, улыбается: — Ну и чего ты ждешь? Раздевайся.
Наверное, в тот момент я краснею подобно всей той же Стефани, которую в шутку зазываю принять с собой душ — теперь моя очередь быть смущенным и безгласным.
— Я… э… я… я сейчас, — языковые навыки полностью подводят меня, когда я гляжу, как самая прекрасная из женщин,
Сам я, по понятным причинам, подобной грациозностью не обладаю, а вкупе со смущенной дёрганностью, так и вовсе становлюсь неповоротливее огромного носорога: кое-как стягиваю с себя шорты и футболку (Эстер, к счастью, не глядит в мою сторону, рассекая водную гладь бассейна быстрыми взмахами руками), а потом переношу свое наполовину мертвое тело на высокий бортик бассейна — еще мини-усилие, и я в воде, где наконец могу вздохнуть с облегчением. В воде я почти живой… полностью. Не только на одну вторую, как на земле…
— Поплыли наперегонки! — предлагает Эстер, подплывая с другого края бассейна. Вода на ее плечах так и искрится, подобно драгоценным жемчужинам… Губы задорно изогнуты, глаза горят.
Я понимаю, что не могу отвести от нее глаз — от ее красоты у меня заходится сердце.
— Мне с тобой не тягаться, ты плаваешь, как русалка, — кидаю я ей, как можно незаметнее сглатывая враз пересохшим горлом.
— Русалка говоришь, — улыбается она. — А знаешь, в этом что-то есть: я выросла на берегу Северного моря и плавать научилась едва ли не раньше, чем встала на ноги, так что ты почти угадал… — Потом подмигивает мне, отчего я мгновенно вспыхиваю: — Осталось только спасти своего принца… утопающего в глубоком синем море.
И мне не остается ничего другого, как отшутиться от этого:
— Вообще-то, если хорошо поразмыслить, — русалкой в этой сказке окажусь скорее я сам…
Девушка вскидывает брови.
— Ты, в самом деле? Это еще почему же? — улыбается она.
— Да потому что русалки, подобно мне, тоже не способны передвигаться по суше… Их стихия — вода.
То, что задумывалось как шутка, превращается в гимн жалости к себе… Совсем не на это я рассчитывал. Становится стыдно. Я бы, наверное, даже покрылся испариной, не находясь в этот момент по шею в воде…
Боже, какой же я болван! Самый последний, невыносимый болван.
Я настолько взвинчен, что упускаю тот момент, когда Эстер отталкивается от бортика и подплывает вплотную ко мне… Ее тонкие щиколотки задевают мои ноги, ее рука ложится на мое предплечье:
— Ты комплексуешь из-за своих ног? — спрашивает она.
Конечно, я комплексую. Разве может быть иначе?!
Но вслух не произношу ни звука — просто не могу. Слишком близко находится ко мне идеальное тело Эстер с соблазнительно выпяченными вперед грудями, почти упиравшимися в мою грудь…
— Ты думаешь, такого, как ты, нельзя полюбить? — продолжает она. — Все это ерунда! — припечатывает следом. — Я не вижу твои бездействующие ноги,
— Эстер, — воздух покидает мои легкие вместе с любимым именем, и я обхватываю голову девушки руками, углубляя свой… первый, свой самый первый в жизни поцелуй до полного погружения в жаркое тепло ее идеального рта.
У меня дрожат пальцы рук… и поджимаются (ну и бред, право слово!) пальцы все на тех же обездвиженных ногах. Я почти ощущаю это…
— Это твой первый поцелуй? — интересуется Эстер, отстраняясь, чтобы дать нам обоим отдышаться. Щеки у нее алеют — впервые вижу ее такой.
— Что, все было настолько плохо? — мне легче отшутиться, чем признать очевидное. Эстер и так все понимает без слов…
— Вовсе нет, очень даже наоборот, — и проводит рукой по моим щекам. — Ты хорошо целуешься, — заговорщически шепчет в самые губы, вызывая мурашки на моем теле.
— Я тренировался на кофейной чашке…
Эстер начинает смеяться.
— Ты меня разыгрываешь! Быть такого не может…
И я покорно признаюсь.
— Разыгрываю… самую малость.
Она снова смеется, встряхивая мокрыми волосами, брызги так и летят мне в лицо, с напрочь приклеенной к нему обалдевшей улыбкой абсолютно и бесповоротно влюбленного парня.
— Хочу, чтобы ты запомнил свой первый поцелуй, — снова шепчет она мне. — Запомнил каждый миг этого чудесного дня…
— … и каждую пять этого бассейна, — добавляю я, — поскольку теперь он для меня будет неизменно связан с тобой.
Она снова улыбается… на секунду меняясь в лице, а потом без предупреждения впивается мне в губы новым поцелуем. Я мгновенно забываю об этом скачке настроения, с опьяневшим неистовством отдаваясь новым ощущениям, ставшим доступными благодаря чудесной девушке рядом со мной.
Кладу руку на плавный изгиб ее талии, провожу вдоль бедра, задевая хлипкие завязки бикини… Все это, как неожиданно сбывшаяся мечта, от которой у меня напрочь сносит «крышу»!
Даже сейчас, два дня спустя, я улыбаюсь, припоминая каждый момент того волшебного дня, и только приближение серого «лексуса», целенаправленно скользящего в сторону нашего гаража, заставляет меня взять себя в руки и переключить режим влюбленной улыбки на приветственную.
Шарлотта машет мне в приоткрытое окно автомобиля, и я понимаю, что впервые тягочусь ее скорым присутствием в нашем доме: рядом с отцом и Шарлоттой невозможно будет повторить наши с Эстер водные забавы, от одного воспоминания о которых уже начинают гореть щеки.
— Алекс! — Шарлотта, загоревшая и крайне счастливая, заключает меня в свои удушающие объятия. — Как здорово снова вернуться домой. Ты скучал по мне хоть немного?
Уф, прежде мне бы и врать не пришлось, а тут вот… надо.