Подарок с Земли
Шрифт:
— Ты выглядишь, как девушка с тайной, — сказал Мэтт. — Я думаю, дело в улыбке.
Она придвинулась поближе к нему, то есть очень близко, и понизила голос.
— Ты умеешь хранить тайну?
Мэтт улыбнулся уголками губ, давая понять, что знает, что сейчас произойдет. Она все равно это скажет.
— Могу.
И так оно и было. Но она не отодвигалась. Они улыбались друг другу с расстояния пары дюймов, нос к носу, удовлетворенные на миг тишиной, человеку прошлого показавшейся бы разгаром бомбежки. Она была приятной, Полли. Лицо ее было соблазнительным и опасным, фигурка под свободным зеленым джемпером —
Движение толпы перенесло их через полкомнаты. Один раз они протолкались к бару за новой порцией, потом снова позволили толпе себя подхватить. В непрерывном гаме было что-то гипнотическое, что-то объясняющее, почему коллективным выпивкам уже больше полутысячи лет — ибо монотонный шумовой фон давно использовали в гипнозе. Время перестало существовать. Но настал момент, когда Мэтт понял, что попросит Полли пойти с ним домой, и что она согласится.
Такой возможности ему не представилось.
Что-то переменилось в лице Полли. Она словно прислушивалась к чему-то, что могла слышать только она. Слуховой аппарат? Мэтт был готов притвориться, что ничего не заметил, но и такой возможности тоже не получил. Ибо Полли внезапно исчезла, растворилась в толпе; не так, будто она спешила, но словно вспомнила о каком-то деле, о какой-то пустячной мелочи, о которой могла позаботиться и теперь. Мэтт попытался последовать за Полли, но человеческое море сомкнулось за ней.
«Слуховой аппарат, — сказал он себе. — Он ее вызвал». Но Мэтт остался у бара, борясь с напором, уносившим его прочь. он уже был очень пьян и рад этому. Он не верил, что дело в слуховом аппарате. Все было слишком знакомо. Слишком много девушек уже теряли к нему интерес так же внезапно, как Полли. Он был не просто разочарован. Ему было больно. А водка помогала убить боль.
Примерно в десять тридцать он перебрался на другую сторону бара. Парнишка, изображавший бармена, находился в счастливом опьянении и рад был уступить свое место. Мэтт и сам был мертвецки пьян. Он с серьезным видом раздавал выпивку, держась вежливо, но не подобострастно. Толпа уже редела. Наступило время сна для большей части Горы Посмотрика. Тротуары в большинстве городов уже свернули и оставили до зари. Эти революционеры, должно быть, поздно встают. Мэтт автоматически подавал стаканы, но уже не был больше самим собой.
Водка стала кончаться. А кроме водки ничего не было — водки, выработанной из воздуха, сахара и воды умными земными бактериями. «Ну и пусть кончается», — злобно подумал Мэтт. Можно будет поглядеть на свару.
Он подал кому-то затребованную водку с грейпфрутом. Но рука с рюмкой не убралась, уступая место кому-то другому. Мэтт постепенно понял, что рука принадлежит Лэни Мэттсон.
— Привет, — сказал он.
— Привет. Хочешь подмениться?
— Да пожалуй.
Кто-то поменялся с ним местами — один из высоких сопровождающих Лэни — и Лэни провела его сквозь редеющие ряды к чудесным образом незанятому дивану. Мэтт глубоко провалился в диван. Если он закрывал глаза, комната начинала вращаться.
— Ты всегда такой в воду
— Нет. Меня кое-что грызет.
— Скажешь мне?
Мэтт повернулся поглядеть на нее. Отчего-то его затуманенное водкой зрение проникло за косметику Лэни и он увидел, что рот у нее слишком широкий, а глаза непонятно велики. Но она улыбалась с сочувственным любопытством.
— Видела когда-нибудь девственного мужика в двадцать один год? — Он прищурился, пытаясь определить ее реакцию.
Уголки рта Лэни странно изогнулись.
— Нет.
Она пытается не засмеяться, понял Мэтт. И отвернулся.
— Интереса не хватает?
— Нет! Черт возьми, нет.
— Что же тогда?
— Они меня забывают. — Мэтт почувствовал, что трезвеет со временем и от усилий, затраченных на ответ. — Просто девушка, за которой я ухаживаю, вдруг берет и, — он неуклюже махнул рукой, — забывает, что я рядом. Не знаю, почему.
— Вставай.
— Хмпф?
Мэтт почувствовал, что его тянут за руку. Встал. Комната завертелась и он понял, что не протрезвел, просто почувствовал себя уверенней, пока сидел. Мэтт последовал за тянущей его рукой Лэни, чувствуя облегчение оттого, что не упал. Следующее, что он понял — это что вокруг черно, как в яме.
— Где мы?
Ответа не последовало. Он почувствовал, как чьи-то руки расстегивают ему рубаху, руки с маленькими острыми ногтями, путавшимися в волосах на его груди. Потом с него упали штаны.
— Вот оно что, — произнес он с непомерным удивлением в голосе. Это прозвучало так глупо, что ему захотелось съежиться от страха.
— Не паникуй, — сказала Лэни. — Пыльные Демоны, да ты нервный! Иди сюда. Не наткнись на что-нибудь.
Мэтт ухитрился не упасть, вылезая из штанов. Колени его во что-то уткнулись. «Падай лицом вниз», — велела Лэни, и он так и сделал. Лицо его уткнулось в пеновоздушный матрас, напряженный до жесткости. Руки, оказавшиеся сильней, чем бы им следовало, погрузились в мышцы его шеи и плеч и принялись месить их, как тесто. Он лежал, вытянув руки, словно ныряльщик, совершенно расслабленный, между тем, как костяшки пальцев пробегали вдоль его позвоночника и нежные руки вылепливали заново каждое сухожилие.
Когда он почувствовал себя хорошо и в полной готовности, Мэтт перевернулся и потянулся к ней.
Слева от Иисуса Пьетро находилась стопка фотографий в фут высотой. Перед ним — три фотографии, явно сделанных скрытой камерой. Иисус Пьетро разложил их и проглядел. Под одной он написал имя. Остальные ничего ему не сказали, так что он собрал их и сунул в большую стопку. Потом встал и потянулся.
— Сравните это с подозреваемыми, которых мы уже собрали, — сказал он помощнику. Тот отсалютовал, собрал фотографии и покинул передвижной кабинет, направившись к патрульным фургонам. Иисус Пьетро вышел следом.
Уже почти половина гостей Гарри Кейна находилась в патрульных фургонах. Фотографии были сделаны, когда они входили в парадную дверь в начале вечера. Иисус Пьетро с его феноменальной памятью идентифицировал немалое число из них.
Ночь была темная и холодная. Крепкий ветер дул по Плато, принося запах дождя.
Дождь.
Иисус Пьетро посмотрел вверх и увидел, что половина неба покрыта рваными пятнами. Он представил себе попытку устроить налет посреди проливной грозы. Эта мысль ему не понравилась.