Подарок с Земли
Шрифт:
— Так постройте тюрьмы! Довольно вы нас убивали!
Парлетт покачал головой. Гарри Кейн вмешался:
— Это не поможет. Послушай, Лидия. Я понимаю твои чувства, но мы не можем этого сделать. Если мы выльем пересадочный материал, против нас поднимется все Плато. Мы даже не можем прекратить казнь посредством банков органов, отчасти потому, что преступность безудержно возрастет без высшей меры наказания, отчасти же потому, что в команде слишком много членов, жизнь которых, так же, как у Парлетта, полностью зависит от банков органов. Если мы так поступим,
Лидия повернулась за поддержкой к Худу.
— Я пас, — сказал Худ. — По-моему, все вы кое о чем забыли.
Гарри сказал:
— О?
— Я еще не уверен. Мне надо подождать и посмотреть. Беседуйте дальше.
— Не понимаю, — сказала Лидия. — Я вас всех не понимаю. За что мы боролись? За что мы умирали? За то, чтобы стереть банки органов!
— Вы кое-что упускаете из виду, миссис Хэнкок, — вежливо сказал Парлетт. — Дело не в том, что команда не согласится на это и не в том, что колонисты на это не согласятся. Они, конечно, не согласятся. Но нанести удар по банкам органов не позволю вам я.
— Да уж, — слова Лидии сочились презрением. — Ведь тогда тебе придется умереть, не так ли?
— Да, придется. А я вам нужен.
— Зачем? Что есть у тебя для нас ценного, помимо твоего влияния и доброго совета?
— Небольшая армия. У меня больше сотни прямых потомков. Их очень долго готовили к этому дню. Не все они пойдут за мной, но большинство подчинится моим приказам без всяких вопросов. У всех есть охотничье оружие.
Лидия неровно вздохнула.
— Мы сделаем то, что в наших силах, миссис Хэнкок. Мы бессильны устранить банки органов, но мы можем уничтожить несправедливость.
— Что действительно нужно сделать, — сказал Гарри, — это установить очередную основу распределения того, что уже в банках. Кто первый заболеет — вы понимаете, о чем я. Тем временем мы составим новый кодекс законов, таким образом, чтобы член команды получил столько же шансов попасть в банк, как и колонист.
— Здесь слишком не нажимайте, Кейн. Помните, мы должны удовлетворить интересы обеих групп.
— Пфе! — фыркнула Лидия Хэнкок. Нелегко было сказать — готова она расплакаться или полезть в драку.
Трое сидели кружком, наклонившись друг к другу через кофейный столик, сжимая позабытые кружки. Худ сидел чуть отодвинувшись от столика, отстраненный, чего-то ждущий.
— Дело в том, — сказал Парлетт, — что можно всех сделать равными перед законом. Мы можем это сделать и при том остаться при условии, что не будет перераспределения собственности. Вы с этим согласны?
— Не совсем.
— Посмотрите на рассуждения. Перед судом все равны. Преступление есть преступление. Но чем больше у человека собственности, тем менее вероятно, что он захочет совершить преступление. Получается, что членам команды есть, что терять, а колонистам есть что приобрести.
— Да, это разумно. Но у нас есть несколько пожеланий.
— Выкладывайте.
— Собственные автономные источники электроэнергии.
— Отлично. Пока не построим источники
— Хорошо. Нам нужны гарантии свободного доступа к банкам органов.
— Это представляет проблему. Банк органов — как и любой банк: из него нельзя взять больше, чем положил. Станет меньше осужденных и куда больше больных колонистов, подлежащих лечению.
Худ покачивался на стуле, опершись ногами о край стола. Глаза его были полузакрыты, словно он предавался приятным мечтаниям.
— Тогда розыгрыш, честный розыгрыш. И усиленные исследования в области аллопластии за счет команды.
— Почему команды?
— У вас все деньги.
— Можно ввести прогрессивный налог. Еще что?
— Существует множество несправедливых законов. Мы хотим строить дома, как посчитаем нужным. Никаких ограничений на ношение одежды. Свобода перемещений. Право покупать механизмы, любые механизмы, по той же цене, что и команда. Мы хотим наложить некоторые строгие ограничения на Исполнение. Так как…
— Зачем? Они превратятся в полицию и будут охранять ваши же законы.
— Парлетт, к вам когда-нибудь вламывался прямо сквозь стену вашего дома взвод полицейских, сеющих вокруг себя щадящие пули и снотворный газ, выволакивающих на свет божий чистильщиков, топчущих комнатные лужайки?
— Я никогда не был мятежником.
— Черта с два.
Парлетт улыбнулся. Улыбка придавала ему слишком большое сходство с покойником.
— Я не попадался.
— Дело-то в том, что Исполнение может совершить такое с каждым. И постоянно совершает. Владелец дома даже не получает извинений, если они не находят улик.
— Терпеть не могу налагать ограничения на полицию. Верная дорога к хаосу. — Парлетт как следует отхлебнул сидра. — Ну ладно, как вам понравится такое? Существовала штука под названием «ордер на обыск». Она не позволяла полиции Объединенных Наций войти ни в один дом, не предъявив судье надежных и основательных причин.
— Звучит неплохо.
— Я могу посмотреть детали в библиотеке.
— Еще одно. При нынешнем положении вещей Исполнение пользуется исключительным правом на арестованных. Они ловят людей, решают, виновны ли те и разбирают их на части. Мы должны как-то разделить эти функции.
— Я думал об этом, Кейн. Мы можем организовать законы так, чтобы ни один человек не мог быть казнен, пока его не признает виновным большая часть комиссии из десяти человек. Пятеро от команды, пятеро от колонистов — в тех случаях, когда затронуты и команда и колонисты. В остальных случаях судит пятерка из социальной группы арестованного. Все суды должны демонстрироваться общественности по какому-нибудь специальному каналу тривидения.
— Звучит…
— Так я и знал, — Джей Худ вернулся к участию в разговоре, с громким стуком опустив на пол передние ножки стула. — Вы сознаете, что каждое предложение, сделанное вами обоими сегодня вечером, отнимает у Госпиталя часть власти?