Подарок Тартини
Шрифт:
– Даша, освободи Виталия Александровича и верни его в Явь, - просто сказал Гипнос, - а потом возвращайся - нам нужно о многом поговорить, - потом он повернулся и вышел.
Тотчас все орудия пыток исчезли, исчез и электрический стул, и старая лампочка, и Чёрная Книга. Стеллажи вернулись в библиотеку, а вместо столика посередине ждала их Грёза.
– Как удивительно! – вслух подумал Виталий Александрович.
– Что?
– Все события, произошедшие со мной. Такого никогда уж больше в жизни не случится, - задумчиво ответил президент.
– Виталий Александрович, - никак не решаясь оседлать коня,
– Поехали, любимая, - он погладил её по щеке и первым вскочил на коня.
Всю дорогу назад они молчали. Виталий Александрович думал о том, что этот стремительный полёт на волшебной Грёзе он совершает последний раз, и ему очень хотелось запечатлеть в памяти каждое его ощущение. И ещё он боялся думать о том, что больше никогда не увидит девушки, сидящей перед ним.
Дарья испытывала те же страхи, но, думая о них, ей казалось, что она успеет сказать Виталию Александровичу самые важные слова, и вот уже Грёза останавливается в саду, всё так же безмолвно освещавшемуся луной. К этому времени она утратила свой цвет и казалась блеклым пятном на фоне серого от снега неба. Тени в саду тоже побледнели и потеряли свои очертания. Ночь близилась к рассвету, переставая быть сокровищницей чудес и тайн.
– Виталий Александрович, - прижалась к нему Дарья, - всё, что случилось в библиотеке, не изменит моего отношения к Вам. Я не знаю, сколько мне осталось жить, но, сколько бы ни осталось, я не хочу это время жить без Вас! Вы меня понимаете?
– На улице ранний март, ты в одном летнем платьице, босиком, а я даже не могу накинуть на твои плечи пальто, - грустно улыбнувшись, сказал президент и сжал девушку в своих объятьях, - но я чувствую холод твоей души, и сделаю всё, что в моих силах, чтобы согреть её. Дашенька, и в себе я не нахожу сил отказаться от встреч с тобой!
Они замолчали, ещё крепче прижались друг к другу. Тень от Грёзы скрывала их, но предательское утро наступало, не испрашивая разрешения, и торопилось разлучить их. Они ни о чём больше не договаривались: и без слов поняли, как жить дальше. Когда в окне президентского дома зашевелились тени, Дарья вскочила на коня и растворилась на дорогах параллельного мира. Её ждал Гипнос.
Глава 19. «ЯВЬ. Туманные дороги»
1. «Невидимые изменения»
Вернулась она поздно.
– Когда ты вошла? Мы не слышали! – кинулись к ней обеспокоенные родители, едва она открыла дверь в кухню. – Даша, где ты провела ночь?
Застигнутая врасплох, она было начала искать, что придумать, и с удивлением обнаружила, что не сможет солгать. Говорить неправду умела только Дарья, несколько дней назад сожжённая на костре.
– У меня… была встреча, - запинаясь, произнесла девушка и приготовилась к следующим вопросам.
– С кем?
– С мужчиной.
– Я так и знала! – облегчённо вздохнула мама. – Но в другой раз предупреждай, пожалуйста, чтобы мы не волновались.
– Что он из себя представляет? – помолчав, уже миролюбиво поинтересовался отец.
– Который из них?
Родители переглянулись между собой.
– Дашуня, - решился первым заговорить папа, - ты встречаешься
– Да, их двое, - отвечать становилось всё труднее.
– Двое?! – вскричал потрясённый отец, а мама только покачала головой. – Даша, дочка, ты же педагог, у тебя всегда были высокие нравственные идеалы, моральные принципы – как ты можешь встречаться сразу с двумя! Кто они?
– Один бог, другой президент, - снова не смогла соврать Дарья.
– Бог и президент? – схватился за голову отец. – Вот у вас, женщин, всегда так – вы прыгаете из постели в постель, не в состоянии разобраться, кто из них лучше – бог или президент! Даша, остановись! Одумайся!
Дарья перевела взгляд на маму, заметив в её лице сочувствие.
– Дочка, - мягко сказала она, - выбирай того, благодаря которому ты так расцвела. Если мужчина способен вдохновить на это женщину, значит, это её мужчина.
– Спасибо, мама! – обняла её растроганная Даша. – Не волнуйся, папа, я ведь большая девочка и знаю, что делаю.
Она поцеловала и его, и вышла из кухни.
– Мы теряем её, - вдруг сказал отец, - прежней Дарьи больше нет. Я с трудом узнаю нашу дочь.
Мама вздохнула, и он понял, что жена думает о том же самом.
Сквозь приоткрытую дверь Дарья слышала, о чём шептались родители. Когда в кухне наступила тишина, она достала из ящика стола лист и ручку, чтобы написать письмо. Она впервые писала родителям, и ей хотелось, чтобы это письмо было самым тёплым, самым нежным. Она написала несколько строк и младшему братишке, сожалея, что в последнее время почти не уделяла ему внимания. «Мы не расстаёмся, - уверенной рукой вывела она последние слова, - в мире, где зло и добро мирно соседствуют друг с другом, мы не одиноки. Помните ваши сны. Любящая вас во всех мирах ваша Дарья». Она запечатала письмо и убрала его далеко в ящик. Потом взглянула на часы. У ребят сейчас шёл второй урок. Четвёртый по расписанию у них литература, и у Дарьи как раз оставалось время, чтобы собраться и дойти до школы. У неё ещё есть Стас. Им обоим нужен был разговор.
После уроков она оставила его.
– Я вижу, отношение ребят к тебе изменилось, - поделилась она своими наблюдениями.
– Кто-то завидует, кто-то восхищается, но я не пользуюсь своим положением, - с гордостью признался Стас и вовремя спохватился.
– Теперь всё будет зависеть от тебя, - улыбнулась Дарья, - но я знаю – ты справишься.
– Разве так бывает в жизни, Дарья Алексеевна? – преданно заглянул ей в глаза мальчишка. – Разве мечты сбываются?
– Ты убедился в этом на собственном опыте. Что же тебя тревожит? – внимательно посмотрела на него девушка.
– Я понимаю, что происходит, но то, что я испытал, я не могу рассказать никому, кроме Вас, Дарья Алексеевна, президента и профессора Шмаля. Вы меня понимаете? Я помню все наши сны.
Наши сны. Дарья вспомнила, что после ввержения Города в океанскую бездну она ни разу не навестила профессора, не узнала, что с ним.
Поэтому в наступившую ночь она отправилась в его сон.
Профессору снился Цюрих. Он гулял по его согретым солнечными лучами улицам, тоскуя по лету, а весна в Европе задерживалась. Город отдыхал после обеда, Зигмунд наслаждался одиночеством. Лишь на седьмом перекрёстке попалась ему такая же одинокая девушка.