Подарок в Сочельник
Шрифт:
Я достал альбом и присел в кресло. Зачем это делаю, не знаю. Как маньяк, который любит причинять боль, только не другим, а себе. Первый же кадр - после выписки из роддома. Алена худенькая, бледная, уставшая, а Дима сияет, словно премию выиграл. Я понимаю, что довольно быстро изображение начниет терять резкость в моих глазах, и к ним подступает обжигающая волна непрошенных слез, которые я как могу пытаюсь сдержать. Пацаны же не плачут. Именно это ты, братишка, говорил мне, когда я смотрел на фото мамы и ревел, понимая, что никогда не узнаю её.
И вот теперь... Блядь.
Я порывисто отложил альбом в сторону, держа себя в железной узде, и из него что-то вылетело. Что-то маленькое и серое. Я
Всматриваюсь в черты лица, и, не сразу, но узнаю отца. Совсем не похож на себя. А вот бабушка на заднем фоне выдает. Потому что чем старше он становился, тем больше был похож на мать. У бабушки были совсем не женственные черты лица, но при этом какой-то особый шарм. И доброта, искрящаяся в глазах. Её видно даже сквозь пожелтевшее фото.
Я улыбнулся, погладил пальцем щеку ребенка, которого не узнал, и спрятал фото в альбом, а альбом в стеллаж. Взял папку с документами и поспешил на выход. Пора возвращаться домой, к семье. К сожалению, этот адски сложный день для меня не окончен.
Оля встретила меня в коридоре. Взглядом, не тратя слов при детях, спросила, как съездил, а я молчаливым кивком дал понять, что все нормально.
– Мы с Артуром как раз собрались на прогулку, - обозначила, бросив мимолетную улыбку Доминике.
Я понимал, видел, как тяжело она ей далась. Сжал ладонь жены, через прикосновение давая почувствовать свою поддержку. Сам же понял, что мне поддержка не нужна. Справлюсь. У меня нет иного выбора. Маленькая девочка нуждается в ресурсном взрослом, права падать в свои травмы у меня нет. Я должен быть ее опорой в этом, каменной стеной, за которой можно спрятаться.
Ольга с Артуром собрались и вышли, взяв необходимые для прогулки вещи, а я улыбнулся Нике.
– Я привез тебе кое-что, - сказал ей и продемонстрировал сумку.
– Пойдем, посмотрим.
Ника довольно скакала вокруг ног, пока шли в комнату, пытаясь заглянуть в сумку. Подушка её порадовала. Она запищала, схватила и обняла ее, зарывшись носом и вдыхая запах.
– Пахнет как моя мама, - сказала, а я поджал губы и укусил себя за внутреннюю сторону щеки. Душераздирающе это все...
Девочка оторвалась от подушки и подняла на меня полный надежды взгляд.
– Когда же мамочка вернется?
– Она не вернется, - сказал, покачав головой.
– Ты же знаешь, малыш.
Мы объясняли как могли, напрямую не касаясь. По совету детского психолога, мы не поддерживали фантазии о возвращении родителей, чтоб не нанести еще большую травму. Мягко говорили о том, что это не командировка и не поездка куда-то, откуда можно вернуться. Но ребенок не мог понять этого, ведь она ребенок. И поэтому следующий совет психолога был сказать прямо. Согласно возрасту объяснить малышке, что такое смерть. Я пытался вспомнить, как это было в моем случае, но не мог, и спросить уже не у кого. По крайней мере с того возраста, что я себя помню, я уже четко знал, что моя мама умерла. Значит, это было до меня донесено, отцом, Димой или соседям, которым всегда есть дело, не знаю, но кем-то донесено.
Глаза девочки наполнились слезами так быстро, что я не успел и вздохнуть.
– Мне жаль, малышка. Мне очень жаль, что так случилось. Я рядом с тобой, и буду с тобой всегда, столько, сколько буду нужен. Я, Оля, Артур. Мы любим тебя. И хотим, чтоб тебе было хорошо.
Я взял ее маленькую ручку, побуждая посмотреть на себя.
– Можно я тебя обниму?
– спросил тактично, как у взрослой.
И лишь дождавшись кивка прижал ее к себе, позволяя плакать столько, сколько ей
– Дядя, - позвала меня Ника. И озадачила вопросом.
– А ты не уйдешь? Как папа и мама?
Вопрос по-детски наивный, и очень важный. И ставящий в тупик. Я ведь не могу дать обещание, которое не сдержу. Неизвестно, сколько нам жизни отмерено. Но и пугать малышку я тоже не хочу. Я понимаю, что ей страшно, и ей нужны гарантии, что плохое в ее жизни закончилось, когда она потеряла самых близких.
– Я постараюсь прожить так долго, пока не стану старым-старым дедушкой и сам тебе надоем своим брюзжанием, ладно?
– усмехнулся и толкнул щечку девочки своим носом.
Вздохнул, понимая, что должен продолжить, но не сразу понимая, как подобрать слова.
– Мама и папа тоже не хотели уходить, моя птичка. Плохие вещи иногда случаются, и мы ничего не можем с этим сделать. Когда я бы маленьким, моя мама тоже ушла, и мне тоже было очень грустно и страшно.
– Да?
– распахнула девочка свои глазки и так очаровательно захлопала мокрыми от слез ресничками, что я улыбнулся, не сумев скрыть умиления.
– Да, - кивнул, подтверждая.
– Но я постарался не бояться. И видишь какой большой вырос. И ты тоже вырастешь, большой и красивой. У тебя есть я и Оля, мы тебе во всем поможем. У тебя теперь есть братик. Младший. Представляешь, сколькому тебе нужно его научить? Он же еще даже в игрушки сам играть толком не умеет! Ложкой правильно кушать, зубки чистить сам. Впереди у нас столько всего интересного. И если у тебя есть настроение погрустить, или поплакать, ты можешь погрустить. Ты всегда можешь прийти ко мне, и я тебя обниму и пожалею. А еще лучше, если ты будешь не только грустить, но и смеяться и улыбаться. У тебя такие красивые зубки, их точно нельзя постоянно прятать во рту за маской грусти.
Я положил пальцы на уголки ее рта и опустил их в грустной улыбке, девочка засмеялась, избавляясь от моих пальцев, и этот короткий смех был как мед для моих ушей.
– Хочешь, выйдем на улицу? Догоним Олю и Артура, на площадку сходим?
– предложил, хватаясь за эту светлую эмоцию и настроение, пока она снова не загрустила.
Поразительная способность детей быстро отвлекаться и переключаться всегда приятно поражала меня.
Ника согласилась, и я воспрянул духом. Сложный разговор состоялся, и, надеюсь всей душой, я смог вложить в эту маленькую, очаровательную голову, что несмотря на то, что она потеряла, у нее есть семья. И эта семья пойдет на все ради неё.
30 глава
Игорь
С прогулкой мы, видимо, поторопились. Потому что ночью у этих карапузов у обоих вновь поднялась температура, и наша песня без конца началась сначала.
– С этими детскими болячками просто какой-то ад, - жаловался Полине Матвеевне, когда подвозил ее домой после того, как она выручила нас в очередной раз, помогая Оле не сойти с ума одной.
– Ты только дай ей поспать, Игорёша. А то она храбрится, но держится на честном слове. И при этом слова не скажет, молчать будет до последнего, пока не рухнет. Ты ж изучил ее уже, должен знать.