Подчасок с поста «Старик»
Шрифт:
Опять помолчали. Тимофей мысленно повторял все, что он скажет Неуспокоеву, а Мичиган думал о чем-то своем и все время искоса поглядывал на бывшего друга.
— Ты какой пулемет-то знаешь, ведь их, говорят, много? — наконец спросил он.
— Да я их все, какие есть, назубок. И «кольт», и «льюис», и «шоша».
— А «максим»?
— С «максимом» я все время и был. Первым номером.
Жора взял в руки бутыль, хлебнул из нее и, нагнувшись к самому уху Недоли, зашептал:
— Знаешь что, поедем ко мне.
— Куда?
— Домой, к папане моему.
—
— Да я же говорю, твоя служба кончилась. Два-три дня всей жизни осталось. Потом трибунал и…
— Значит, дезиком предлагаешь стать?
— Ну и что? Сколько амнистий дезертирам было и еще будет… Пересидишь, пока дело забудется. В случае чего — покаешься, признаешь свою вину. Простят. Поедем?
«Почему это он уговаривает меня стать дезертиром? — мелькнула тревожная мысль. — Почему?..»
Тимофей чувствовал, что Жора Мичиган уговаривает не только потому, что заботится о его жизни. Ведь сначала Жора просто посочувствовал, как обычно сочувствуют хорошо знакомому человеку, неожиданно попавшему в беду. Да и угроза-то явно преувеличена. Конечно, отвечать за ротозейство придется, но не расстрел же! И вдруг такая забота… Да и страшно: предлагает совершить преступление, чтобы избавиться от наказания за проступок.
«Почему, почему, какая цель?»
И вдруг припомнилось, как оживился Жора, когда Тимка сказал, что знает все системы пулеметов.
«Вот оно что! — мелькнула догадка… — Пулеметы…
«Максим»… Он же о «максиме» меня спрашивал… Значит, значит…»
Вспомнились слова комиссара батальона: «Кто не с нами — тот против нас, тот наш враг…»
«Значит, Жора, бывший друг — сейчас враг. Впрочем, какой он и раньше-то друг был? Просто расплачивался хлебом за помощь в ученье…»
Тимофей притворился пьяным, так что Жора даже слез с повозки и стал его поддерживать, а сам думал: что же делать? Обо всем этом нужно рассказать обязательно, но кому? Командиру батальона? А может, лучше Неуспокоеву? Но как это сделать? Согласиться дезертировать, а потом уйти? Заподозрит.
И вот в голове Недоли возник план. Он начал отнекиваться:
— Нет, не поеду…
— Почему?
— Боюсь…
— Вот чудак! Я его от верной смерти хочу спасти, а он боится.
— А если поймают? Тогда уж наверняка…
— Ничего не будет, попросишься на фронт и все. А в случае чего бумагу можно состряпать. Болел, мол, тифом или еще чем. И с людьми я тебя познакомлю.
— С какими?
— Там увидишь… С хорошими людьми. Я потому тебя уговариваю, что ты мне и в училище помогал, и тогда от верной смерти спас. Хочу и тебе отплатить тем же…
— Ладно! — решился Недоля. — Только…
— Что? — насторожился Мичиган.
— Мне нужно в госпиталь сходить.
— Зачем?
— Понимаешь, там сегодня Маруся дежурит… Медсестра… Ну вот, проститься хочу…
— Да плюнь ты на нее! Другой не найдешь, что ли? Да у нас в селе девок — хоть пруд пруди!
— Мы друг другу слово дали… И потом, если я на ее дежурстве убегу — расстреляют: и те офицеры при ней утекли, и я… А так — возьму документы,
— Честно?
— Честно!
— Скоро вернешься?
— Туда и обратно, только и всего…
— Тогда давай! Не задерживайся!..
Тимофей, пошатываясь, пошел от телеги, но как только очутился за забором, помчался во весь дух в батальон.
Глава IV
ЗАДАНИЕ
Только скрылся Недоля, как к Мичигану подошел высокий пожилой красноармеец. Рука на перевязи, а голова так забинтована, что видны только левый глаз, нос и часть небритой щеки.
— У вас продажного самосада не имеется? — спросил он.
Жора внимательно оглядел подошедшего и ответил:
— Вы какой любите, резаный или тертый?
— Крепкий…
Все правильно, свой. Тот, за кем Жора и приехал. Ответил, как условлено:
— С собой не привез, а дома найдется.
Красноармеец облегченно вздохнул, бросил замызганную котомку на солому, спросил жестко:
— С кем ты это так долго разговаривал?
— Друг детства, учились вместе.
— Как он попал на базар?
— Из госпиталя выписывается, пришел махорку на бычков менять.
— Обо мне ничего ему не говорил?
— Ну что вы, за мальчика меня считаете? — обиделся Жора и добавил: — Он с нами поедет.
— Зачем?
— Дезиком станет. А то его Чека… — И Жора махнул рукой.
— За что?
— В одной палате с офицерами лежал, и те убежали.
— Так куда же он пошел? — забеспокоился красноармеец.
— В госпиталь, документы забрать и с зазнобушкой проститься.
— Это ты его уговорил с нами ехать? — красноармеец спросил таким голосом, что у Жоры мороз по коже пошел. Но ответил храбро:
— Его и уговаривать нечего было. Сам хотел бежать.
— Ну и пусть бы бежал!
— Так он же пулеметчик. Понимаете, пулеметчик. У нас «максим» есть, а управляться с ним никто не умеет.
— Приведет он сюда чекистов — будет тогда пулеметчик! В какой госпиталь-то пошел, хоть знаешь?
— Небось один он здесь, на Приморской, в бывшей ночлежке.
— Сейчас же выведи лошадь отсюда, поставь в сторонке, а сам отойди. И смотри, не наблюдает ли кто. А я на Приморскую, проверю…
— Узнаете его?
— Вы с ним целый час болтали, успел изучить… И притом таких штанов, как у него, в Одессе, наверное, ни у кого нет…
Жора невольно ухмыльнулся: что верно, то верно. Ведь и он стал присматриваться к Тимофею только из-за его генеральских брюк и уж потом узнал. А то, пожалуй, и внимания не обратил бы — мало ли шляется всякого люда по базару.
…Недоля бежал до самого батальона не переводя дыхания. После болезни да еще с непривычки запыхался так, что в груди хрипело и ноги подкашивались. Увидел в оперативке Клиндаухова — притаился за дверью: начнет расспрашивать — прощай час, а то и больше.