Подчинение
Шрифт:
— Это хороший разговор… но слишком рано.
— Мне кажется, что вовремя, Максим Александрович. Попробуйте объяснить.
Он держал меня за плечи, но задумчиво отвел взгляд в сторону:
— Сабов много. На любой вкус и любые предпочтения. Для кого-то это просто сексуальная игра, большинство проводит четкую границу — Тема и жизнь. Во время сессии они готовы унижаться и терпеть почти до бесконечности, но в бытовом общении ведут себя иначе. Это вид очень удачного партнерства. Ты не умеешь ставить границу: если доверишься, то вся, без остатка. В любой ситуации. Без капли
— Вы уже говорили о доверии…
— Когда мы занимались анальным сексом? — он открыто смеялся. — Кстати, как тебе?
Я задохнулась от возмущения и почти выкрикнула:
— Вот! Вы всегда так! Вам просто нравится меня смущать!
— Мне очень нравится тебя смущать, — он наклонился и чмокнул меня в кончик носа. — Очень.
Его неожиданное веселье разделить было сложно:
— Я хотела сказать, что не доверяю вам. В смысле, даже если бы захотела. Потому что вы разный. Вот сейчас… Вот прямо сейчас вы такой, в которого несложно влюбиться! Я искренне говорю, не смейтесь! А дома вы вызываете только страх — и это будто отшвыривает меня на другой полюс. Понимаете?
— Понимаю, что нам надо чаще гулять вдвоем.
Я не выдержала и тоже улыбнулась:
— Это было бы неплохо. Я имею в виду, что если бы я понимала вас лучше, то мне было бы проще… в каком-то смысле.
— А если я захочу тебя прямо сейчас? И возьму, прямо тут, как сегодня в офисе?
Несмотря на напоминание о событиях прошедшего дня, я не растерялась — в его голосе не было серьезности:
— Я соглашусь. Но только потому, что у меня нет выбора. А не потому, что на самом деле этого хочу.
— Секс в общественных местах вызывает в тебе панику, я уже понял. Но если бы ты только видела, как при этом смущаешься — сама себя бы захотела. Со временем поймешь, как это будоражит.
— Сомневаюсь.
— Ты дрожишь, замерзла?
— Да, немного.
— Поехали домой. И прекрати уже напрягаться — сегодня ничего не будет.
От этого обещание настроение вообще взметнулось ввысь, словно с привязи сорвалось. Когда мы шли обратно, я не сдержалась и прижалась на секунду щекой к его плечу. Говорить больше ни о чем не хотелось. Да я и не рисковала портить это ощущение уютного уединения, когда можно для самой себя притвориться, что все не так, как есть на самом деле.
Но в квартире Максим Александрович направился за мной следом в комнату. Я остановилась и недоуменно наблюдала за ним. Он открыл мой шкаф:
— Завтра вечером у меня ужин с деловым партнером. Пойдешь со мной. Наденешь это, — он ткнул пальцем в бордовое коктейльное платье с длинными гипюровыми рукавами. — После офиса заедем, переоденемся.
— Как скажете, господин. Но что я должна там делать?
— Ничего. Можешь даже на его вопросы не отвечать, если не захочешь.
— Хорошо, господин.
Он шагнул ближе, положил ладонь мне на щеку:
— Спокойной ночи. Ты ведь не мастурбируешь? Каждый твой оргазм — только для меня. Ты не должна возбуждать себя без моего разрешения, помнишь?
Я расширила глаза, дыхание сбилось. Глаза прищурены — признак серьезности.
— Господин… я… трогала себя, один раз, но… не испытала удовольствия.
Он наклонился так, что его глаза оказались на уровне моих:
— Ты нарушила правило. Но молодец, что призналась. Наказание отложим. Ты ведь хочешь, чтобы я тебя наказал?
— Да… господин.
Выходя, он бросил:
— Больше так не делай.
Я тряслась еще долго, после его ухода. И этот страх был другим — совсем не тем, что раньше. Смутно волнующим, одновременно тревожащим неизвестностью и сжимающим предвкушением.
На утреннем минете Максим Александрович вдруг сказал:
— Попробуй сегодня без помощи рук. Так намного сложнее, придется постараться.
Это было намного, намного сложнее! Я обхватывала член туже, сильнее прижималась языком, но он возбуждался медленнее. Минет затянулся, но когда головка наконец-то набухла и выплеснула семя, я по-настоящему обрадовалась. Знала, что теперь должна посмотреть на него и сказать:
— Спасибо, господин.
Я начинала понимать, в чем суть этой фразы. Благодарить. За все, что он делает со мной — благодарить. Как если бы происходящее нравилось не только ему. Максим Александрович погладил меня по волосам. Возможно, ему доставляют удовольствия не только мои старания, но и мое подчеркнутое положение внизу, и тон, которым я благодарю.
— Пойдем завтракать, моя хорошая, а то опоздаем.
День прошел отлично. Я скидывала звонки от матери, не желая портить себе настроение. А вечером мы заехали домой. Я нарядилась в платье, уложила волосы локонами, покрутилась перед зеркалом. Взяла карандаш для глаз — стоит ли немного подкрасить? Максим Александрович вообще ни разу не высказывался на этот счет, а обычно я ходила без макияжа. Он вошел в мою комнату:
— Готова? Нет, не нужно, — сразу заметил мое движение. Я пожала плечами и отложила карандаш. Кожа у меня хорошая, возможно, ему этого достаточно. Или Максиму Александровичу вообще безразлично, насколько ярко я выгляжу? — Поехали.
За столиком нас ожидал улыбчивый мужчина — я его видела впервые. Лет сорока пяти, немного полноватый, но ухоженный и приятный. Когда Максим Александрович меня представил, он привстал и галантно мне поклонился:
— Прекрасно выглядите, Леночка! Прекрасно! И как здорово, что Макс решил разбавить наше общество приятнейшей женской компанией!
Заказ за нас обоих сделал Максим Александрович — никаких экстравагантных блюд, к счастью. На меня особого внимания и не обращали, позволяя потягивать минералку и вслушиваться в скучные разговоры. Они обсуждали каких-то общих знакомых и дела пятилетней давности, смеялись над только им понятными шутками, оба обращались на ты. Я же замечала другое: Иван Алексеевич в самом начале кое-как отлепил взгляд от задницы проходящего официанта, а потом все чаще и пристальнее смотрел на Максима Александровича. Он ему нравится! Руку дам на отсечение, что так и есть! Не знаю, саб он или нет, но совершенно однозначно гей.