Подчинение

Орлова Тальяна

— Почему не можешь? — он теперь смотрел в лицо, голос тихий, даже нежный. — Только честно скажи.

— Я… не знаю…

— Из-за смущения?

— Возможно.

— Смущайся, но мы ведь уже проходили, что для тебя это не препятствие. Из-за того что я смотрю?

— Нет… не думаю… — этот ответ был искренним. — Мне даже в какой-то момент понравилось, как вы смотрите…

— Тогда что тебя сдерживает? Отпусти себя.

— Не могу… — я нервно вздрогнула и убрала руку. — Я просто не могу!

— Голос не повышай, — сам он продолжал говорить очень тихо. — Я не злюсь, только спрашиваю.

— Я…

возможно, я могу испытать оргазм, только когда вы меня трогаете… Я не знаю! Меня сбивает мысль, что я делаю это сама…

Я не плакала, но была близка к этому. Невыплеснутые эмоции почему-то превратились в раздражение.

— Иди сюда.

Он сам взял за плечо, перетянул меня к себе на колени и обнял. Не взбесился оттого, что я не выполнила приказ. Даже наоборот, прижимает и гладит. Сразу стало спокойнее. Я закрыла глаза, утопая в этом чувстве. И говорил все так же мягко:

— Ты ошибаешься, раз думаешь, что можешь получить оргазм, только когда я тебя трогаю. Хотя это и звучит… боже, как же это звучит! — он усмехнулся мне в макушку. — На самом деле женщина, в отличие от мужчины, возбуждается в голове

— именно поэтому многие могут кончать и без всякой стимуляции вообще. Но надо себе разрешить, понимаешь? И тогда почти любое воздействие не будет спотыкаться о препятствия. Ты же… ты совсем себя не знаешь. И этим обрекаешь любого неопытного мужчину на провал. Даже мне приходится действовать вслепую

— как понять, что тебе нравится, если ты сама этого не знаешь? Когда уйдешь от меня, сделай самой себе одолжение — изучи себя.

Он говорил странные вещи, но голосом будто убаюкивал.

— Вы недовольны мною, господин?

— Надеюсь, это был мой последний приказ, который ты не смогла выполнить. Но я доволен.

— Почему?

В его голосе вдруг послышалась улыбка:

— Потому что тебе было стыдно и неловко. И ты боялась, что я накажу тебя за провал. И ты никогда бы не сделала подобное, не прикажи я тебе. Но все равно жмешься ко мне так, будто тут твое место.

Я тут же встрепенулась от возмущения, подняла голову — он на самом деле тихо смеялся, я не ошиблась. Но возразить-то было нечего… Провел пальцами по моим губам.

— Хоть с этим не спорь. Ты вообще постоянно споришь, чаще всего — молча, сама с собой. Но со мной не надо. И пойдем ужинать.

Глава 13

В субботу утром я ждала Максима Александровича, уже стоя на коленях. Но он подошел, взял меня за плечо и потянул вверх. Я встала, повинуясь его движениям.

— Можешь пока одеться. Сегодня не нужно.

А за завтраком вдруг спросил:

— У тебя же нет ни на что аллергии? — оценил мой удивленный взгляд и испуганный мах головой. — Сегодня у нас много времени, поэтому поиграем. Сессия.

— Господин?

— Почему ты сразу начинаешь трястись? — он улыбнулся. — Доедай быстрее, иди к себе и приготовься ко всему, на всякий случай. Но бояться не стоит: в первых сессиях ничего экстраординарного не делают. Это только кредит доверия.

— К… как прикажете, господин.

Но я все равно волновалась. Разве он не сказал «поиграем»? Возможно, следует отнестись к этому как к игре? Однако ноги все

равно немного дрожали, когда я входила в его спальню. Шторы задвинуты, в комнате темнее обычного, но не полумрак. Максим Александрович одет: рубашка и брюки на ремне.

— Разденься.

Я стянула платье через верх. Не знала, должна ли была сюда явиться разу обнаженной, но сейчас не могла понять — разозлился ли он.

— Встань на колени.

Я опустилась вниз. Это уже была почти привычная поза — до сих пор унизительная, но уже не вызывающая паники. Максим подошел ближе, рукой заставил поднять лицо вверх. И после этого застегнул на шее кожаный ошейник.

— Сниму после сессии. Но сейчас помни — это символ твоей покорности.

И будто в подтверждение своих слов, уцепил пальцем за кольцо и потянул вверх. Я встала, вынужденная подняться даже на цыпочки. Ошейник горло не сдавливал, но жесткий материал чувствовался каждым миллиметром кожи.

— Теперь руки.

Я протянула кисти вперед, он надел кожаные браслеты с металлическими кольцами, потом сделал тоже самое с лодыжками. Толкнул к стене. Я прижалась спиной к холодной поверхности, а Максим пристегнул мои руки и ноги за кольца к специальным креплениям так, что мне пришлось их развести в стороны. Над коленями закрепил какую-то палку, и оттого ноги раздвинулись еще шире.

— Распорка. Так ты не сможешь сжаться. Сейчас ничего не беспокоит?

Сейчас меня беспокоило буквально все! Я стала будто совсем беззащитной, раскрытой перед ним полностью. Но неуверенно покачала головой, чтобы не разозлить. И после этого Максим Александрович завязал мне глаза шарфом.

— Теперь жди.

Было немного прохладно. Или мурашки по телу бежали от этой позы? Я прислушивалась к тому, что он делает — ходит по комнате, открыл шкаф. Снова прошел к кровати. Лишенная зрения, я теперь ловила каждый шорох, чтобы хоть чем-то занять мысли. Продолжалось это довольно долго, а потом все стихло. Потеряв счет времени, я начала беспокоиться — а что, если он оставит меня так? Насколько? Плечи уже слабо заныли. Я не смогу, не выдержу, если это продлится слишком долго!

— Господин?

— Я здесь, не волнуйся. Подожди еще.

Еще через несколько минут я услышала, что он подходит. Выдохнула от облегчения. Ожидание — хуже самого процесса.

— Боль и унижение в таких отношениях неизбежны. Но это ровно такие боль и унижение, которые приносят удовольствие обоим. И к некоторым вещам надо привыкать. Сегодня не будет ничего слишком, но если станет страшно — скажи об этом.

— Хорошо, господин.

Первый удар пришелся по бедру. Я вздрогнула, но не могла бы сказать, что это было болезненно. Максим использовал что-то, с несколькими тканевыми хвостами. Удары даже при большом размахе не приносили заметного дискомфорта. Еще один, выше. Еще. Чуть слабее — по груди. Я напряглась, ощущая, что соски реагируют на механическое воздействие. По животу, снова по бедрам. По промежности. Захотелось сжаться, но это было невозможно. Я не находила ощущения возбуждающими — скорее, странными, смущающими. Я привыкала к мягким ударам. Теперь больше заботил не страх, а ожидание — и вздрагивала я от неожиданности, не понимая, когда последует очередной.