Шрифт:
Подгорное Золото
Сказка о Слепом Драконе
– Золото хранится под Горой, и сотни храбрецов уходят искать его каждую весну...
Бабка крутит ручку музыкальной шкатулки, и комната полнится резкими звуками, хрипом и скрежетом, шепотом и дыханием, отдаленным гудением и тихим свистом. Шкатулка старее бабки, и, хотя ручка крутится легко, звуки никак не складываются в мелодию...
Ночлег
– Когда тропы становятся сухими, смельчаки ищут тайные ходы вглубь вечного камня...
Бабкины глаза кажутся сапфирами в свете лампы. В глазах жителей Чэйе-Хенн – небо. Мягкий ночной бархат с блестящими звездными искрами, голубое утреннее стекло, пасмурная серость и темнота предгрозовых туч... Их глаза впитали небо – так говорят. Уже два года, с тех пор как город их вновь полетел, а Хранитель, Финд Чэйе, потерял сердце, не родилось ни одного ребенка с глазами иных цветов.
Кинни насмотрелась на небо за год с лишним так, что оно ей даже снилось. Небо и камень, камень и небо, и весна вне Чэйе-Хенн уже вторая на ее счету. И той, другой, прошлой весной город вновь взлетал, подчиняясь воле Хранителя, поднялся, чтобы проделать путь через чужие земли, торгуя вещами и знаниями волшебного, летающего анклава.
Сложнее всего было не повернуть назад осенью – ведь город вернется зимовать на прежнее место, и Кинни примут с радостью... Она займет домик умершей уже бабки, не тронет вещи брата и будет жить. Просто жить, не вспоминая ничего.
Киан родился на восемь лет позже сестры, а через два года после его рождения болезнь унесла и мать, и отца, но память о них брат с сестрой поделили на двоих. Двухлетний братишка, не осознавая ничего, поднял воспоминания сестрицы и часть их оставил себе. И тем самым уменьшил ее боль... И Кинни двигалась дальше, разыскивая сердце гор и тайные горные тропы.
– Путники находят улу, до которой еще не добрались наши шахтеры, но не это богатство им нужно. Ну а золото... Подгорное Золото стережет самая жестокая тварь подземелий – Слепой Дракон.
Бабка замолкает, хотя ее молчание на этих словах легенды уже давно не вызывает у Кинни с братом никакого трепета.
За пределами равнины, в землях воинственных лордов востока, драконы, бывает, разоряют села, и рыцари доказывают свою доблесть, вступая в бой с огнедышащими. На колдовском севере огромные крылатые змеи обвивают курганы в три кольца и стерегут покой мертвых. По всей земле бродят оборотни-драконы, чьи молодые лица не отражают и сотой доли тех знаний, что хранит разум.
И только здесь дракон слеп. И только здесь дракон ни разу не покинул подземелья. Он существовал, пожалуй, только для двенадцатилетнего Киана.
– Ты веришь в Слепого Дракона, Кинни? – спрашивает
– Да, конечно.
Нет, конечно, но не стоит спорить с бабкой Оттой и не стоит ее обижать.
– А ты, Киан?
– Нет, – братец отворачивается к стене.
Кинни уже давно, уже годы, бесит эта сказка и эти вопросы, но она раз за разом отвечает «Да», потому что бабка безумна, но тиха, и... пусть повторит сказку в тысячный раз, Кинни не сложно послушать.
Бабка хмурится, тонкие губы начинают дрожать.
– Да, Киан, – произносит Кинни. – Ведь иначе куда пропадают смельчаки, ушедшие на поиски Подгорного Золота?
– Подыхают, – бурчит Киан, натягивая одеяло на голову. – И все.
И все. Киан говорил в бессмысленной злобе, раздражаясь в первую очередь от того, что сам, даже в четырнадцать лет, верил в Слепого Дракона... А в Подгорное Золото верили все: и те, кто уходил на его поиски, и те, кто оставался их ждать.
А потом Киан ушел. За Подгорным Золотом. Кинни слишком поздно поняла это, не успела вовремя покинуть город и потеряла полгода. Даже не стояло вопроса – ждать брата или искать его. Кинни не верила в то, что Подгорное Золото может кто-либо найти.
Бабка плачет, тихо поскуливая, сгорбившись на табурете между кроватями брата и сестры. Это должно вызывать жалость, но вызывает страх. Когда-то Кинни и Киан пробовали ее успокаивать, но со временем убедились – никакие слова не действуют, можно только ждать.
– Да хватит, хватит! – Киан вскакивает с кровати, в бессильной ярости сжимает кулаки и кричит. – Путники попадают в лапы Слепого Дракона, да, я знаю!
– Только самые удачливые, – сквозь слезы бормочет бабка. – Те, кто сумел сбежать от альвов, ведь подземные жители...
– ...начинают охотиться на людей, я знаю, – устало говорит Киан.
Сестра намного терпеливее него.
«Начинают охотиться на людей», – прошептала Кинни, едва открыв глаза поутру.
Страха не было. В конце концов, она знала, на что шла... Даже верила, что никому не найти Подгорное Золото...
Напротив нее, у стены, сидел альв, точь-в-точь такой, каким описывала его бабушка Отта: с худыми жилистыми руками и длинными пальцами, с бледной-бледной кожей, с большими блеклыми глазами, не способными ничего рассмотреть при дневном свете. В нем, в тонком, нескладном на первый взгляд существе, было нечто такое, что надолго удерживало взгляд. Кинни не могла понять, в чем дело, но внезапно подумала, что волосы альва похожи на паутину – такие же светлые и тонкие, – и нестерпимо захотела потрогать их и убедиться, что они так же мягко липнут к рукам.