Подкаст бывших
Шрифт:
Я киваю. Настало время перейти к личному. Я чувствовала, что это произойдет, что я выболтаю ему всю историю своих отношений с радио, но от этого не легче. Да и вообще, легче никогда не станет.
– В детстве я с папой всегда слушала НОР. Мы играли в ведущих, и это мои лучшие воспоминания о детстве. Я обожала радио, потому что оно рассказывает захватывающие полноценные истории без какого-либо визуального сопровождения. В этой сфере жесткая конкуренция, но мне повезло попасть на стажировку в ТОР, которая в итоге превратилась в работу на полную ставку… и вот я здесь.
– То есть ты хочешь, чтобы твой папа услышал
– Ну… он не услышит, – говорю я после паузы, не в силах встретиться с ним взглядом.
– О. – Он, уставившись, смотрит в стол. – Блин. Мне очень жаль. Я не знал.
– Прошло уже десять лет, – говорю я, но это не значит, что я каждый день не думаю о нем – о том, как он иногда изображал электроприборы, которые чинил, чтобы рассмешить меня, когда я была ребенком. Даже повзрослев, я все еще находила это смешным. «Рискованная операция, – говорил он о древнем айфоне. – Он может и не пережить эту ночь».
Я благодарна за то, что нам приносят еду – шипящую и дымящую, восхитительную на вид. Доминик благодарит официантку по-корейски, и она склоняет голову, прежде чем уйти.
– Я попросил у нее еще одну салфетку, – говорит он, указывая на конфетти из остатков моей.
– Господи, как вкусно, – говорю я после первого кусочка.
– Попробуй вот это. – Доминик кладет немного риса мне на тарелку.
Несколько минут мы едим в уважительной тишине.
– Итак. «Экс-просвет», – говорю я, собирая смелость, чтобы обсудить то, зачем мы встретились. – Что тебя удерживает? Дело… во мне? Тебе неприятна мысль о том, что мы могли встречаться?
Его глаза расширяются, и он роняет ложку.
– Нет. Вовсе нет. Боже – меня не оскорбляет мысль о том, что мы, типа, могли встречаться. Немного шокирует – да, но не оскорбляет. Ты… – Тут его глаза пробегают по моему лицу и спускаются вниз по телу. Его щеки краснеют. Осознание того, что он беззастенчиво меня оценивает, слегка возбуждает.
«Находка. Десять из десяти». Я жду комплимент от человека, который всегда вел себя со мной отвратительно.
Он прочищает горло.
– Классная, – наконец говорит он.
Извините, мне нужно отлучиться – пойду брошусь под машину в час пик в центре города. «Классная» – это Кевин Джонас [16] мира комплиментов. Это все равно что сказать: «Мой любимый цвет – бежевый».
– А ты? – спрашивает он. – Тебя не ужасает мысль о том, что в этой альтернативной вселенной мы встречались?
Я качаю головой.
– И ты ни с кем сейчас не встречаешься.
16
Кевин Джонас – участник музыкальной группы Jonas Brothers и наименее популярный из трех братьев. (Прим. ред.)
– Нет, свободен с момента переезда. Но ты, наверное, и так это знаешь после сеанса ночного сталкинга.
Я закрываю лицо руками.
– Ты поверишь мне, если я скажу, что уронила очки на ноут и они поставили тот самый лайк?
– Ни за что на свете.
– То есть проблема в том, что шоу – это не новости.
Он кивает.
– Я
– Что, правда? – спрашиваю я, и он закатывает глаза.
– …и именно этим мне всегда хотелось заниматься. Меня убивает мысль о том, что репортаж о мэре останется незавершенным, что я не смогу сделать продолжение. – Он доедает последний кусочек. – Не говоря уже о том, что я не могу себе представить, каким будет это шоу. Я не знаю, с чего начать. Как я уже сказал, большинство подкастов, которые я слушаю…
– …скучные? – подсказываю я. – Тебе повезло, ведь я тот еще знаток веселых подкастов. Сброшу тебе список. – Я уже составляю его в уме. Для начала дам ему послушать «Не очередной подкаст о «Звездных войнах»», «Культурный конфликт» и «Фэм» [17] . Вот уж где ведущие умеют друг друга подкалывать.
– Уже не терпится.
– И пускай эта передача не вписывается в знакомый формат общественного радио, – продолжаю я, – но нам необходима эта изюминка. Если мы все правильно сделаем, ты сможешь работать на радио кем угодно. Ведущие – вершина пищевой цепочки. Предложение Кента – это не мелочи. Это огромное одолжение.
17
Выдуманные подкасты.
– Тебе не кажется, что он немного… манипулирует нами?
Того же мнения придерживается Амина.
– Таков уж Кент. Знает, чего хочет. И он явно тебя обожает. – Надеюсь, он не заметит зависть в моем голосе. – Такого на общественном радио еще не было. Само собой, национальное отделение делало репортажи, а иногда и целые серии репортажей о дейтинге и отношениях, и локальные станции – тоже. Но им никогда не уделяли целую передачу. И разве это не волнующе – быть частью подобного проекта? – Он пожимает плечами, и я продолжаю: – Наверное, я так долго сидела за кулисами, что теперь хочу проверить, смогу ли добиться большего.
Мое признание тяжело опускается между нами.
– Я и понятия не имел, что ты этого хочешь, – тихо говорит он.
– Просто я не то чтобы твержу об этом на каждом углу. – Я начинаю крошить салфетку номер два. – Но если ты думаешь, что не справишься…
Он наклоняется вперед, опершись на стол, и его глаза загораются чувством, которое я не могу описать словами.
– О, я еще как справлюсь.
Я заставляю себя встретить его взгляд. Это нелегко, но я не хочу, чтобы он решил, что я струсила. Надеюсь, у меня на подбородке нет помады. Надеюсь, он не считает, что я слишком стара для него, хотя бы гипотетически. Надеюсь, он понимает, как сильно мне нужна эта передача.
А значит, как сильно мне нужен и он.
– Три месяца, – наконец говорит он.
– Шесть.
– Шай…
Я выставляю ладонь, пытаясь не замечать того, как сильно мне понравилось, как он произнес мое имя. Оно пророкотало у него в горле и пронзило меня электрической искрой с пят до некоторых мест, которым давно не уделяли внимания. Интересно, так ли он произносит имя своей партнерши в постели. Рокот. Мольба. Иисусе, я представляю себе Доминика в постели. Я не в своем уме. Если меня заводит лишь звук его голоса, у нас будут серьезные проблемы.