Подкаст бывших
Шрифт:
Должно быть, он имеет в виду самую обласканную статью Доминика – историю о путешествии в Южную Корею, во время которого он впервые встретился со своими бабушкой и дедушкой. В отличие от всех остальных в ньюсруме, я не заплакала, но держала под рукой коробку с салфетками. На всякий случай.
– Думаю, мы игнорируем самую очевидную проблему, – говорю я немного жестче, чем стоило бы в разговоре с начальником, но, с другой стороны, я никогда не обсуждала с начальником подробности своей любовной (скорее безлюбовной) жизни. Это даже на правду не похоже. – Мы с Домиником никогда не встречались. У нас не было никаких отношений.
Кент машет рукой.
– Вы
– Не уверена, что понимаю, к чему вы клоните.
– Мы придумаем отношения, – говорит Кент, словно это так просто. – Мы придумаем расставание. А затем мы создадим передачу.
Молчание. Снова.
Все это не укладывается у меня в голове. Кусочки на месте, но они словно взяты из разных пазлов. Кент хочет, чтобы мы разыграли отношения – нет, чтобы мы притворились, что они у нас были. Мой шеф, радиолегенда Сиэтла Кент О’Грэйди, хочет, чтобы мы притворились, что встречались, а затем обсудили дейтинг-культуру в прямом эфире общественного радио.
Кто-то хочет, чтобы мой голос прозвучал по радио.
– То есть мы должны солгать. – Доминик скрещивает руки на груди. Его рукава снова закатаны, обнажая жилистые предплечья. Он кивает в сторону стены с наградами. – Добившись всего этого, вы хотите, чтобы мы солгали.
– Я должен держать станцию на плаву, – говорит Кент. – Нам нужно хитовое шоу – и как можно скорее. Всем по барабану известные ведущие. Слушатели хотят свежей крови, и вы двое можете ею стать. – Он постукивает по столу, разделяющему нас. – У нас нет ни денег, ни времени на то, чтобы подготовить двух новых ведущих или чтобы привлечь чьего-либо бывшего партнера. Между вами есть химия. И все мы здесь, чтобы рассказывать истории, верно? Так давайте же поведаем лучшую историю о расставании. Мы не солжем – просто слегка приукрасим правду.
Истории. Ложь. Граница между ними весьма размыта.
– Представьте себе: часовое еженедельное шоу. Подкаст. Хэштег. Да что там – свой собственный бренд. Мы можем так раскрутить эту историю. – Кент на моих глазах превращается в торгаша. – Разве не здорово будет иметь передачу с национальным охватом в ТОР? У Филадельфии есть «Свежий воздух», у Чикаго – «Эта американская жизнь»… а у нас может быть эта, пока что безымянная, передача.
На мгновение я разрешаю себе помечтать: я сижу в большой студии с микрофоном, пока слушатели висят на линии.
– «Экс-просвет», – говорю я почти неслышно.
– Что? – переспрашивает Кент.
Я повторяю название чуть более уверенно.
– «Экс-просвет»… Да. Да. Мне очень нравится.
Он говорит о передаче так, словно то, что пару часов назад было всего лишь идеей, уже почти реально, словно до нее можно дотянуться и потрогать. Он явно потратил целый день, чтобы понять, как лучше нам все презентовать. Может быть, так и работает мозг программного директора – а может быть, ему действительно позарез нужно что-то новое.
Кент хочет, чтобы я лгала.
Кент хочет, чтобы я вела шоу.
– Мой голос, – говорю я. Мужчины поворачиваются ко мне, словно заранее знают, что не так с моим голосом, но не желают
– Ты слишком строга к себе, – говорит Кент. – На общественном радио любят уникальные голоса. Сара Вауэлл, Старли Кайн [11] . Поразительно, но есть люди, которым не нравится даже Айра Гласс. И ты ведь хочешь быть в эфире. – Он говорит это, будто знает, с какой тоской я смотрю на Палому во время «Звуков Пьюджет».
11
Сара Вауэлл (р. 1969) и Старли Кайн (р. 1975) – американские журналистки, известные по своей работе на «Этой американский жизни» в качестве редактора и продюсера соответственно.
– Ну… да, – говорю я. – Но не важно, чего хочу я. – Или важно? Я уже не уверена.
Я все еще не могу поверить, что мы говорим об этом. Что мы обсуждаем мою – и Доминика, из всех людей – кандидатуру в качестве ведущей на шоу об отношениях, которых у нас никогда не было. Вчера я, должно быть, провалилась в альтернативную реальность: сначала собеседование, которое, как уверенно заявляет мне Амина, не приведет к получению работы, затем помолвка мамы, а теперь – выдуманные отношения и фальшивое расставание с новой звездой Тихоокеанского общественного радио. Того и гляди воскреснет Карл Кэссел [12] и оставит мне сообщение на автоответчике.
12
Карл Кэссел (1934–2018) – американский радиоведущий, известный как новостной диктор НОР и судья на викторине «Стой-стой… не подсказывай!».
– Простите, я совсем запутался, – говорит Доминик, и он так расстроен, что я, как ни странно, испытываю к нему сочувствие. Оно размером с Паломино семечко чиа. – Мэр ушел в отставку. И вы после репортажа такого уровня хотите снять меня с новостей ради какого-то второсортного шоу?
– Никто и не отрицает, что ты замечательно справился. – Кент отпивает чай. – Но это только один материал, а на нем далеко не уедешь. Быть репортером тяжело. Расследования чудовищно выматывают. Думаешь, сможешь поставлять подобный материал один за другим?
Доминик упирается локтями в колени и смотрит в пол; румянец медленно проступает на щеках, и на лице возникает новое чувство: стыд. Он хочет, чтобы Кент поверил в него – он привык к этому с самого начала. Тут я вспоминаю, насколько он молод. Магистратура длилась лишь год – должно быть, ему всего-навсего двадцать три.
Кент сочувственно улыбается, как бы пытаясь спасти Доминика от перегрева.
– Вчера люди были от тебя в восторге, Доминик, – говорит он. Это признак отличного менеджера: когда он чего-нибудь хочет, Кент точно знает, как нас умаслить – даже если сперва ради этого нужно нажать на больные места. – И от тебя они тоже будут в восторге, Шай. Им просто нужно узнать вас поближе. Не хотелось мне это говорить при всех – пока еще рано, – но… – Он медленно и размеренно выдыхает. – Грядут сокращения. Говорю это скрепя сердце, правда.