Подлинная история РСДРП–РКПб–ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций
Шрифт:
Генеральный секретарь ЦК И. В. Сталин 23 апреля направил грозную телеграмму, которая подтверждала необходимость выезда бывшего руководства в Москву и поручала Сиббюро произвести перерегистрацию всей губернской организации «в целях очищения партии от элементов фракционности и разложения». Только после этого «мятежники» сдались. В мае комиссия, прибывшая в Омск, рассмотрела дела 180 коммунистов. Было обновлено руководство многих райкомов и ячеек. На заседании ЦКК 2 июня 1922 г. бывшего секретаря губкома И. Потемкина исключили из партии как «склочный карьеристский элемент», а Ф. Шемиса – как «чуждый склочный элемент». Через несколько недель новый губком решил отправить вернувшихся в Омск И. Потемкина и Ф. Шемиса в Новониколаевск в распоряжение Сиббюро. Секретарь губкома А. И. Кривицкий сообщал 1 июля: «Шлем Шемиса и Потемкина через ГПУ. Если уклонятся поехать добровольно, арестуем и привезем Вам. Ни в коем случае не шлите их обратно». Омская
435
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 434. Л. 15.
Эти и подобные им дела доказывали руководству партии, что полагаться на реальную «внутрипартийную демократию», решая задачу сохранения власти и укрепления ее вертикали, невозможно. Тем более что руководители, получавшие на время партийное большинство в отдельных регионах под флагом борьбы с «бюрократизмом», принципиально не отличались от своих предшественников. Сохранялась практика преследования «инакомыслящих», а управление становилось нередко «бюрократизмом в кубе». Это доказывает, что причины происходившего были гораздо глубже и сложнее, чем личные качества «отдельных вождей» РКП(б), и даже чем сама идеология Коммунистической партии, хотя, конечно, и эти факторы нельзя сбрасывать со счетов. Борьба за власть и ее сохранение в условиях страны, никогда не имевшей развитого гражданского общества, пережившей тяжелейшую Гражданскую войну с ее обострением ненависти к своим противникам, при отсутствии легальной политической оппозиции, диктовала определенные, часто не осознаваемые на личностном уровне, правила игры.
Одновременно существовало понимание, что в условиях однопартийной системы в ее ряды будет стремиться большинство активных элементов общества, имеющих на деле различные позиции по многим вопросам жизни страны. Г. Е. Зиновьев говорил, выступая перед коммунистической фракцией II съезда Советов СССР, в январе 1924 г.: «.проявить себя политически или даже на хозяйственной арене можно, только входя в нашу партию или примыкая к ней» [436] . Для того чтобы партийный «обруч» действительно удерживал государство в рамках определенной политики и идеологии, было необходимо прежде всего добиться беспрекословного подчинения партийных масс своему руководству снизу доверху. Для этого и нужен был разветвленный партийный аппарат, контролирующий подбор и назначение кадров во всех сферах государственной жизни, и прежде всего в самой партии. Спор в самих партийных кругах мог идти лишь о формах и методах упрочения партийного аппарата.
436
РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 41. Л. 73.
Новым важным шагом на пути укрепления аппарата управления стало появление партийной номенклатуры. 12 октября 1923 г. Оргбюро ЦК впервые ввело номенклатуру (от лат. – роспись имен) должностей в госаппарате и общественных организациях, назначение на которые происходило по решению или с согласия партийных органов.
В любом государстве правящая партия ведет учет наиболее энергичных и способных сторонников, предусматривая занятие ими ведущих государственных постов. Но партийная номенклатура в Советской России отличалась рядом важных особенностей. В условиях огосударствления основных сфер жизни она приобретала огромные масштабы, предусматривая утверждение на должности не только в государственных, но и в общественных организациях. Партийные комитеты определяли назначение не только членов партии, но и беспартийных.
Высшая номенклатура состояла из двух групп: 3500 должностей первой группы занимались только с утверждения ЦК, на 1500 должностей второй группы назначение производилось после предварительного уведомления ЦК. Свою номенклатуру имели парткомы на местах: ЦК республик, губкомы (обкомы), уездные (районные) комитеты. В последующие годы номенклатура расширялась, охватывая все новые посты во всех отраслях государственной и общественной жизни. К 1924 г. в Учетно-распределительном отделе ЦК хранились сведения почти на 15 тыс. ответственных работников.
При этом решения готовили фактически не выборные члены ЦК, а сотрудники партийного аппарата. Член партии с 1898 г. В. П. Ногин, выступавший с отчетом Ревизионной комиссии на XI съезде, отмечал, что в отделах ЦК «постоянная, важная. работа, которая иногда определяет судьбу той или другой организации, того или другого работника, проделывается мало кому известными товарищами… это – партийная бюрократия, партийные чиновники.» [437] .
437
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 590. Л. 41.
438
Павлова И. В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1993. С. 131.
Словесные формулы «решение ЦК», «просить ЦК», «обсудить в ЦК» на деле уже означали, что под «ЦК» понимался не коллективный разум членов Центрального Комитета, избранных партийными съездами, а сотрудников аппарата ЦК или внесение вопроса на рассмотрение Секретариата, Оргбюро и Политбюро ЦК. Сами члены этих высших органов, употребляя слово «ЦК», обычно имели в виду собственные решения.
Одновременно шло оформление привилегий для партийных работников и упорядочение их зарплаты, которая в годы «военного коммунизма» не имела большого значения. Проблема привилегий возникла еще в годы гражданской войны, но тогда она в значительной мере носила стихийный характер. «Самоснабжение» части ответственных коммунистов, появление специального «совнаркомовского пайка» и т. п. вещи вызвали возмущение не только широких масс, но и рядовых коммунистов. Деление партии на «верхи» и «низы» стало одним из важных проявлений кризиса на рубеже 1920-1921 гг.
Конечно, и в годы гражданской войны, и в начале 1920-х гг. было немало партийных работников, живших весьма скудно. Приехавший в Вятку на должность председателя губисполкома в июне 1921 г. тот же А. П. Спундэ писал жене: «Атмосфера хорошая. Совершенно нет привилегий. Был у ряда «совбуров» (советских бюрократов. – Авт.) – живут весьма и весьма скромно, пайки тугие… одеты скромно, ни одного кожаного костюма, кроме своего, еще не видел; едят по-монашески. Но зато их никогда не гонят с собраний рабочие, даже когда недовольны».
Теперь привилегии становились системой, утверждаемой руководством партии. До весны 1919 г. большинство партийных органов получали денежные средства от местных Советов. Это, по мнению секретаря ЦК Н. Н. Крестинского, «ставило партийные организации в зависимость от местных исполкомов, и задача контролирования работы исполкомов партийными комитетами затруднялась». Со второго полугодия 1919 г. ЦК начал отпускать часть средств партийным организациям. С начала 1920 г. финансирование партийных органов на местах стало осуществляться через наркомат внутренних дел из центра по указанию ЦК. Средства направлялись в адрес губкомов партии, которые распределяли их по городским и уездным комитетам РКП(б) [439] . Но по-прежнему для финансирования партийных организаций в 1920-е гг. широко привлекались деньги из местного бюджета и средств предприятий. В Воронежской губернии 37,5 % освобожденных секретарей содержалось на партийные средства; 20,7 % – за счет предприятий; 25 % – советских учреждений; совхозов – 11,3%; предприятий транспорта – 5,5 %. Секретари волостных комитетов на 37,8 % оплачивались за счет местного бюджета, секретари деревенских ячеек на 85,4 % – из средств учреждений и местного бюджета, секретари производственных ячеек на 70 % из средств предприятий [440] .
439
Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГА-ИПД СПб.). Ф. 9. Оп. 1. Д. 354. Л. 67, 68.
440
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 97. Л. 106, 107.
В обыденном массовом сознании вступление в правящую партию в большинстве случаев расценивалось как стремление сделать карьеру, не попасть под сокращение, получить работу. Так, доклад Особого отдела ОГПУ о состоянии Красной Армии в 1925 г. отмечал «тягу в партию», вернее к партбилету как гарантию оставления в должности».
При этом членам партии, например, в деревне запрещалось расширять хозяйство, заниматься так называемым хозобрастанием. Это расценивалось как «мелкобуржуазное перерождение». Большинство деревенских коммунистов являлись партийными и советскими служащими, не имели собственного хозяйства. Даже появление большого количества вещей в квартирах коммунистов считалось «онэпиванием». Хотя партийные работники среднего и высшего звена уже к середине 1920-х гг. проживали с точки зрения того времени в весьма приличных условиях.