Подлинное искупление
Шрифт:
Мы абсолютно одинаковые.
— Райдер? — переспросила меня Хармони.
Я уставился в угол комнаты.
— Потому что не осталось никакой надежды. Никакого гребаного солнца в этой темной ночи преисподней.
— Райдер, надежда есть всегда, — прошептала Хармони, и мое сердце треснуло прямо посередине.
К горлу подступил ком, и я почувствовал, как глаза щиплют слёзы.
— Разве? — срывающимся голосом спросил я. — Лично я ее не вижу.
— Да, — ответила она. — Раньше, в самые трудные часы моей жизни, я тоже думала, что ее нет. Но потом я встретила людей, внутри
Ее приятный голос лился на меня, словно бальзам. Чтобы лучше ее слышать, я закрыл глаза. Когда она говорила, я чувствовал, что у меня есть друг. Когда я разговаривал с ней, мне казалось, что в первый раз в жизни, я говорю правду.
Кем бы я ни был, в этот момент я был собой.
— Те люди, — спросил я и лег на пол, приблизившись губами к щели в каменной стене.
Я прижался грудью к земле. Было неудобно, но меня это не заботило. Мне просто хотелось услышать ее нежный голос.
— Они разделяли нашу веру?
Хармони ничего не ответила.
— Я спрашиваю, потому что мне… мне кажется, что я потерял веру в то, что мы исповедуем здесь, в Ордене. Мне кажется, что я потерял веру в и людей, которые здесь живут.
Я зажмурил глаза. Это был первый раз, когда я озвучил эти мысли, почувствовал их правильность. Я, Пророк Каин, засомневался во всем, для чего меня воспитывали.
Месяцами сидя в одиночестве, я только и делал, что думал, днём и ночью. Думал о каждой сделанной в жизни мелочи, о каждом поступке, каждой мысли — хорошей или плохой. Это была адская пытка, прожигающая меня изнутри. Сутками размышлять, прав ты был или неправ… размышлять, служил ли ты добру, как думал раньше, или слепо встал на путь зла.
Если Бог и существовал, то сейчас я не чувствовал его присутствия. Молился, чтобы всё это было не от того, что дьявол осквернил мою душу, как утверждал Иуда. Я все еще верил, что зло реально. Просто не знал, был ли я этим злом.
— Да, — осторожно сказала Хармони, возвращая меня к заданному вопросу. — Люди, которых я люблю, тоже отсюда. Хотя они не поддерживают действия, причиняющие боль другим… невинным девочкам… и мальчикам.
Я замер.
— Мальчиков тоже мучили?
— У них очень доброе сердце, — продолжала Хармони. — Они бескорыстно давали мне надежду, когда я лишилась всего, что любила, и мой свет погас из-за безграничной человеческой жестокости.
Я смотрел на крошечную щель в стене и больше всего на свете хотел увидеть лицо Хармони. Чем больше она говорила, тем больше мне хотелось ее узнать. С тех пор, как она здесь появилась, ее голос стал моим спасителем. Мне хотелось заглянуть ей в глаза и увидеть огонь, таящийся у нее внутри. Последние пару месяцев в моем сердце был сплошной лёд. Я подумал, может ей удастся его растопить. Заглушить громкие крики сомнения у меня в голове.
— О чем ты думаешь? — спросила Хармони, немного успокоив мою боль.
У меня дернулись
— Я думал о том, что хотел бы тебя увидеть. Мне…, — у меня внутри всё сжалось. — Мне нравится с тобой разговаривать, Хармони. Больше, чем ты можешь себе представить. Мне нравится, что ты рядом.
Я взглянул на серый камень.
— Ты появилась как раз тогда, когда мне больше всего был нужен друг. Кто-то, кому я мог бы доверять, когда уже думал, что больше никому не смогу открыться.
Хармони сделала резкий вдох, но ответила:
— Райдер… Я здесь для тебя.
Мои губы снова дёрнулись, и на них появилась легкая улыбка. Я неловко перекатился на спину, чтобы облегчить боль в суставах и немного передохнуть от неудобного положения на полу. Как только я это сделал, то увидел на стене белые отметки. Мой взгляд упал на заострённый камень, которым я делал засечки. И мне в голову пришла идея.
Я протянул руку и схватил камень, его неровные края впились мне в ладонь.
— Хармони, я хочу кое-что попробовать.
Я поднес самый острый край камня к облупившемуся слою цемента, который удерживал кирпич, находившийся прямо под нашей щелью. Здоровой рукой я начал скрести острым кончиком по разрушающейся трещине. Постепенно цемент начал отваливаться, и у меня радостно заколотилось сердце. Из-за камня стали видны проблески света.
Света из камеры Хармони.
— У меня остался поднос с едой, — сказала Хармони. — Здесь есть нож. Он тупой, но может помочь.
Я услышал, как Хармони встала, куда-то ушла, затем вернулась, и с другой стороны кирпича раздались скребущие звуки.
Я улыбнулся и принялся усерднее скрести цемент. Когда весь цемент над кирпичом осыпался, я заметил за стеной голубой проблеск.
— Хармони, — прошептал я, и меня охватило жгучее волнение.
Она замерла, и я увидел всполох чего-то, напоминающего светлые волосы.
— Попробуй по бокам, — направил её я и начал отколупывать кончиком камня растрескавшийся цемент справа.
Хармони скоблила слева, и уже через несколько минут между проделанными нами зазорами свободно проходил теплый, влажный воздух.
— Что теперь? — тихо, с нетерпением произнесла Хармони.
— Погоди, — сказал я, пытаясь как следует ухватиться за каменный кирпич.
Он был маленьким и узким, но если бы мне удалось сдвинуть его с места… Я бы хоть немного ее увидел. Даже если он был совсем небольшим, я увидел бы ее вживую.
Я уже хотел было вытащить кирпич, как вдруг меня охватил страх. Я ее увижу. Но и она тоже меня увидит. По крайней мере, мое лицо.
Она видела Иуду…
Я убрал с кирпича руки и закрыл глаза, в крови закипело разочарование. С трудом поднявшись на ноги, я, пошатываясь, добрёл до уборной. Над старой раковиной висело маленькое треснувшее зеркало. Чтобы не потерять равновесие, я ухватился руками за край раковины и взглянул на свое отражение. Я не делал этого неделями, мне незачем было смотреть на свое лицо. На самом деле, я намеренно этого избегал. Когда я на себя смотрел, то всегда видел своего брата. Всегда видел пристально глядящего на меня Иуду.