Подмена для Ректора

Беренготт Лючия фон

Рассевшись по периметру гостиной, девушки наперебой загалдели, требуя прижимать к телу платья по очереди — половина была за одно, половина за другое. В конце концов решили, что Марлена должна надеть второе платье на прием, первое, более роскошное, на бал — в последний день присутствия комиссии.

Азура де Лорес, дочь мелко-провинциального аристократа из отсталой провинции, возмутилась, что оба наряда отдают распущенностью, непозволительной в присутствии императорской комиссии, за что и была с позором изгнана

из общей гостиной — большинство девочек были куда как более как более свободных нравов.

— Распущенностью… — фыркнула ди Барес, с любовью разглаживая шитье на «золотом» платье. — Она еще не видела, во что наряжаются простолюдинки на своих празднествах… особенно, когда наливки нарежутся… Не покажешь, Калахан?

Она повернулась ко мне так неожиданно, что я подавилась чаем, от которого как-раз отхлебнула.

— Чего… покажу?

Марлена ухмыльнулась, и меня передернуло — так явственно я увидела в ней рожу Амадея, когда он нависал надо мной, лапая мою грудь.

— Покажи в чем пойдешь на прием, если тебя выберут в команду.

— Зачем? — я нахмурилась.

Хлоя рядом со мной подалась вперед — явно вступиться за меня, но я придержала ее — сама справлюсь.

— Ну как же? Интересно ведь… Наши вечерние декольте, наверняка, монашеские вороты по сравнению с вашими…

Она не уточняла, чьими именно «нашими» и «вашими» — все и так было более чем понятно.

Только что весело галдевшие девчонки затихли, беспокойно переглядываясь — откровенные социальные конфликты в Академии не поощрялись.

— Конечно, — спокойно ответила я. — Чего нам стесняться? У нас же не женятся на двоюродных сестрах — кровь у всех свежая, изъянов врожденных нет…

Марлена побагровела — это ведь про ее семейство ходили слухи, что благодаря кровосмесительным бракам через поколение у женщин на груди третий сосок. Какие уж тут декольте?

— Скажи лучше, что нечего и показывать, Калахан, — прошипела ди Барес. — Сама ведь знаешь, что тебя не выберут ни в какую комиссию…

Я устало подняла глаза к потолку — где-то я уже это слышала…

Габриэль сказал, что, если я хочу публичного объявления о помолвке, про участие в комиссии придется забыть — иначе все будет выглядеть, как лютый протекторат.

И я не хотела участвовать. Но мне было смешно от самой мысли, что меня могут НЕ выбрать сопровождать комиссию, вся цель которой была заставить моего отца повременить с помолвкой.

И они так достали меня — эти долбанные напыщенные аристократы… так захотелось утереть нос этим всем ди Баресам, а заодно показать девочкам моего сословия, что чудеса случаются…

Что ж, похоже, придется удовольствоваться вторым вариантом свадьбы — тайным.

— Я покажу тебе свое платье, Марлена… — спокойно ответила я. — Завтра же — ЕСЛИ меня выберут.

А меня выберут — добавила

я про себя. И тебя тоже выберут — уж я постараюсь этого добиться. И посмотрим, кто из нас будет лучше смотреться в своем вечернем «декольте».

* * *

— Зачем? — господин ректор непонимающе поднял брови, отрываясь от утренней газеты.

Я объяснила — смущаясь и неловко ерзая по стулу. Мне было неприятно говорить на эту тему, потому что Габриэль тоже входил в состав тех, кому я теоретически хотела «утереть нос» своим присутствием на приемах и банкетах, намечающихся в эти выходные.

— То есть, ты считаешь, что твой полностью срежессированный выбор что-то реально поменяет в устройстве нашего общества?

— Нет, конечно — я ведь не полная дура. Но когда в следующий раз… над кем-то вроде меня будут насмехаться… У них будет чем парировать.

— Прости, я… не понимаю… — он помял пальцами переносицу и отложил газету. — Ты больше не хочешь выходить за меня замуж? Так и будем три года бегать к друг другу, усыпляя твою соседку по комнате?

— Почему не хочу? — испугалась я. — Какая тут связь?

Утро было по летнему ярким, солнечным, но мне показалось, что в этот момент все вокруг помрачнело — будто солнце спряталось за невидимую тучу. Будто сама природа испугалась перспективе не видеть меня замужем за этим человеком. Будто меня уже выгнали и никогда больше не позовут сюда завтракать, разбудив в шесть утра мысленным приказом «немедленно просыпаться и бежать в ректорскую», потому что без меня, мол, кусок в горло не идет.

Габриэль хмыкнул.

— Не хочется говорить, что ты все-же «полная дура»…

Я угрожающе нахмурилась.

— Да. Не стоит, наверное.

— Хорошо, не буду, — он снова взял было газету, но, не удержавшись, добавил. — Замечу лишь, что твои логические способности меня иногда… удивляют, Элайза. Каким образом эти твои будущие обиженки кому-либо что-либо докажут, если мы с тобой вскоре в любом случае выйдем на люди — тайно мы поженились или нет? И всем будет совершенно ясно, что в составе команде ты была… не совсем честно?

Не желая признавать свою неправоту, я засопела, сердито тыкая вилкой в омлет. Я ведь действительно об этом не подумала. Все всё узнают в любом случае, и очень скоро. И кому я что докажу?

И тем ни менее.

— Мне все равно это нужно, Габриэль. Я хочу, чтобы наше снобье лопнуло от злости. Пусть они потом все узнают. Но хоть на один вечер я буду иметь удовольствие любоваться их вытянутыми рожами. Только представь себе физиономию ди Барес…

Ковер заглушил упавшую на пол вилку, которую он выронил при упоминании этой фамилии.

— Ди Барес?! Которого я третьего дня закопал в братской могиле с двумя дружками? Его распухшую, мертвую физиономию мне надо представить?