Подметный манифест

Трускиновская Далия Мейеровна

Поскольку Туренин и слыхом не слыхал о новых трагедиях на театре, то он честно высказал свое недоумение и побожился, что коли узнает про остолопа, собравшегося в столь беспокойное время развлекать народ лицедеями, тотчас же даст знать. И, стоя у окна, вздохнул с огромным облегчением, когда архаровский экипаж скрылся за углом.

–  Николаша, ты себя на посмешище выставляешь, - сердито сказал Левушка, когда они ехали к следующей жертве.
– Пугачев у ворот, а обер-полицмейстер дурака валяет! Говори так: я-де обеспокоен, в опасной близости от вашего дома ну хоть воровской притон завелся, что ли, считаю долгом

самолично предупредить, а кстати, не слыхано ли о театральном представлении…

–  Сойдет с них и так, - буркнул Архаров.
– А то они не знают, для чего я приехал…

Впрочем, в следующем доме при беседе присутствовала супруга картежника, и пришлось пустить в ход Левушкино вранье.

Господин Вельяминов, коего Архаров иначе как недорослем не называл, был в списке четвертым. Когда добрались до него, обер-полицмейстер был уже порядком зол.

Юный вертопрах встретил их сидя, укутанный по уши пудромантелем, а француз-парикмахер доводил до совершенства пышность его буклей. Камердинер уже стоял наготове, чтобы припудрить в последний раз широкую курносую физиономию щеголя, менее всего похожую на аристократическое лицо французского маркиза.

–  Собираетесь блистать в свете, сударь?
– спросил, поздоровавшись, Архаров.
– Прикажите вашим людям выйти, есть у нас несколько вопросов.

–  Я, Николай Петрович, тороплюсь, боюсь ретарду, - честно признался Вельяминов.
– Коли хотите, я завтра даже к вам в полицейскую контору приеду, а сейчас никак, просто импоссибль!

–  Прелестница вас ожидает?

–  Нет, сударь, да и что за время для прелестниц? Право, тороплюсь! Мне еще за тетушкой ехать, велела себя сопровождать. Она не любит, коли я манкирую.

–  Или же вам не угодно со мной несколько минут побеседовать, - тут Архаров сам подтащил поближе тяжелое кресло и уселся напротив растерявшегося петиметра.
– Тучков, выставь-ка мне этих шалопаев за дверь.

Левушка, прекрасно помнивший все шалости Вельяминова, с особым удовольствием выставил и волосочеса, и камердинера: довольно было сделать к ним два шага с известным замахом кулака, который он позаимствовал у Архарова.

–  Да что вы, сударь! Я все помню, мой мемуар не надобно освежать столь имделикатно… Клянусь честью, меня уж тетушка ждет! Мы званы в собрание, и я ее сопровождать обязан, да к тому же и инвитасьон прислан ею мне…

–  Коли потребуется, я сам с тобой, сударь, поеду к госпоже Хворостининой. А что за инвитасьон?
– Архаров покосился на Левушку. Слово было вроде знакомое, но забытое.

–  Пригласили его куда-то, - сказал, подходя, Левушка и продолжал, плетя в воздухе руками узоры и придав голосу томность: - Я, сударь, от тебя падаю! До того ты неважен и развязан в уме. Ты уморил меня, и это ничуть не славно. Напрасно полагаешь, будто мы темны в свете. У тебя у самого-то от твоих шалостей еще не сделались ваперы и теснота в голове?

–  Ого!
– только и мог вымолвить Архаров.

Недоросль сперва разинул рот, затем лишь кивал, соглашаясь с каждым высказыванием Левушки лишь потому, что это были словечки из наречия вертопрахов и вертопрашек, - смысл же был для него весьма не комплиментарен.

–  Ну так куда ж ты, сударь, с тетушкой своей собрался?
– повторил свой вопрос обер-полицмейстер.
– Отвечай не кобенясь.

–

 Домашний спектакль смотреть, - уныло отвечал Вельяминов.
– И без того все лето сижу в этой Москве при тетушке, словно монах какой, ни тебе собрания, ни маскарада… раз в кои веки на театре модную пиесу ставят, так и туда не попаду!…

–  А что за пиеса?

–  Сумарокова сочинение. Сказывали, отменная слезливая трагедия, да мне теперь хоть трагедию - я и тому рад!
– признался Вельяминов, видя, что Архаров вроде бы не расположен возмущаться или читать нотации.
– Может, после хоть дивертисмент покажут, с пением? Так, ваша милость, Николай Петрович, отпустите, ради Бога! Мне же за тетушкой ехать, она браниться станет!

–  Тоже, поди, до театра охотница?
– полюбопытствовал Архаров.

–  До слухов она беспримерная охотница, - честно признался недоросль.
– Донесла ей какая-то подлая баба, что я будто бы пьяный был третьего дня домой привезен без памяти… До теперь-то и напиться негде, все сидят по домам, никаких развлечений, ни собраний, ни концерта домашнего! А тетушке охота с кузинами повидаться, они тоже званы, она ведь редко выезжает…

–  И в котором же часу следует вам быть в Лефортове?
– вполне дружелюбно осведомился Архаров. Хотя Лефортово пока еще не упоминалось…

Недоросль повернулся, чтобы разглядеть стоящие за его спиной большие часы.

–  Не трудись, сударь, - сказал Левушка.
– Они встали. Восемь кажут без четверти, а утра или вечера - сам изволь решать.

–  Кель дьябль!
– заорал Вельяминов, вскакивая.
– Терешка, пьяное рыло, завести забыл!

Архаров неторопливо добыл карманные часы.

–  И четырех пополудни еще нет, - сказал он.

–  Так в пять начинают!

–  Когда же в такую рань начинали?
– удивился Левушка.

–  Да по мне - хоть спозаранку!
– едва не плача, отвечал Вельяминов.
– В кои-то веки дистраксьон, приличное собрание, именной инвитасьон, бомонд, все модные женщины, а я?…

–  Не смею мешать, господин Вельяминов, - произнес Архаров, вставая.
– Собирайтесь поскорее. В иной раз встретимся. Идем, Тучков. Пусть не треплют языками по Москве, будто бы обер-полицмейстер зверь и моветонная харя.

–  Честь имею, сударь, - тут же адресовалсяЛевушка к Вельяминову и, пропустив Архарова в дверь, выскочил из комнаты.

–  Идем скорее, - тихо приказал обер-полицмейстер.
– И молчи, Христа ради…

Заговорить Левушке было позволено уже в карете.

–  Держи, спрячь, - велел Архаров, добывая из карманов на стене пистолеты.
– А я эти возьму… Тяжелые, как бы карманов не прорвали… Сашка, доставай бумагу, чернильницу, пиши так… «Карл Иванович, всех, кто обретается в конторе, собери и отправь наискорейше в Лефортово, к Оперному дому, и пусть бы окружили оный и брали приступом, коли потребуется…» Знак, знак! Тучков, какой мы, в театре сидя, можем подать знак, окромя выстрела? Сашка, слушай. Мы с Тучковым будем в театре. Где, как - сам не ведаю. Вели кому-либо из наших шуров туда пробраться… Мать честная, Богородица лесная, сам же я всех услал в Сретенский монастырь!… Пиши так: «И коли людей нет, послал бы своих из подвала…» И еще пиши: «И пусть пошлет в Сретенскую обитель, чтобы не отпускать драгун, а их тоже послать в Лефортово…»