Подметный манифест
Шрифт:
Но Иван Иванович очень хорошо подготовил дом к приезду графа Ховрина и его подруги. Попасть во второе жилье не удалось, лестница оказалась забита всякой дрянью. Тереза разбила оконное стекло, но выставить ставни оказалось нечем. Дверь же и подавно…
– Ну что же, будем сидеть и ждать избавления, - сказал, очень быстро умаявшись, Мишель.
– Для чего-то же мы этому мазурику нужны.
– Надо кричать, - решила Тереза.
– Нас услышат…
– Кто тебя здесь услышит? Местность пустынная… А коли кто и забредет, подумает - мерещится, нечистая сила разгулялась.
Тереза принялась ходить по небольшой
Мишель перебрался на стул.
– О, дьявол!
– сказал он по-французски.
– Чего ему нужно, этому мерзавцу?
– У него остались твои векселя!
– вспомнила Тереза.
– Это значит, что меня, по крайней мере, он убивать не станет - иначе он не получит денег…
Тереза подошла к лестнице и попробовала сдвинуть с места загромоздивший ее шкаф. Его, очевидно, спускали сверху и убедились, что он застрял основательно. Тогда она выломала балясину и попыталась, действуя ею, как рычагом, отжать ставни. Тут тоже ничего не вышло.
– Остается ждать, любовь моя, - сказал Мишель.
– Если бы я хоть мог понять, для чего этот обман! Я не вижу в нем смысла…
– Но он привез нас, куда обещал, в Лефортово, ты сам это видел. Для чего ему везти нас в Лефортово?
– А для того, что тут можно спрятать в парке кавалерийский полк - и никто о нем не догадается. Тем более, что именно тут… Да не ходи, присядь, я боюсь, что ждать нам придется долго.
– Нет, я справлюсь с этим окном, - отвечала Тереза.
Она призвала бы Мишеля на помощь, но его затянувшаяся болезнь все еще не позволяла ей относиться к любовнику как к взрослому и способному хоть за что-то нести ответственность мужчине. Выломав осколок стекла, она стала скрести им по ставню, пытаясь расширить щель. Мишель посмотрел на часы и заметил, что будет крайне удивлен, если у нее на четверть вершка уйдет менее двух часов. И он оказался прав - Тереза взмокла, дело же почти не продвигалось. Наконец она села с ним рядом, глядя на свои покрасневшие от работы руки - крупные сильные руки, способные играть на клавикордах по три-четыре часа, беря аккорды любой сложности, но сейчас совершенно бессильные.
Говорить с Мишелем она не хотела. И даже догадывалась, почему молчит он. Мишель полагал, будто сможет договориться со злокозненным Иваном Ивановичем, и берег силы, а также - уж это она ощутила всем телом!
– все более отдалялся от своей подруги, хотя даже не двинулся с места. Возможно, даже прощался с подругой, - если удастся прийти к какому-то соглашению с Иваном Ивановичем, вряд ли обоим нужна будет свидетельница этого соглашения, ибо дело, затеянное Мишелем, достаточно опасно…
Отдохнув, Тереза опять взялась за работу. Она упрямо скоблила ставень, отделяя тонкие короткие стружки, и от этого ей делалось как-то легче. Наконец она захотела есть. Говорить об этом Мишелю было бесполезно - он не менее нее проголодался.
– Как глупо, - пробормотал Мишель, - дьявол, как все глупо… Послушай, любовь моя! Коли князь его держал наготове и сразу же подослал - то мы уж не спасемся! Вот откуда он мог все знать! От самого князя! Я ему
Тереза продолжала трудиться. Щель стала шире на полпальца, но балясина туда бы не пролезла. Мишель, видя, что она даже не глядит в его сторону, замолчал.
А Тереза вспомнила вдруг ховринский особняк и музыку. Тогда она была готова умереть - а теперь борется за жизнь, отчего такая перемена в мыслях и в душе? Оттого ли, что рядом с ней - возлюбленный, уже не вызывающий прежнего восторга? Тогда была музыка, не было Мишеля, и смерть казалось желанной. Теперь же есть Мишель, но нет музыки…
Эта мысль показалась Терезе настолько забавной, что она улыбнулась и запела. Это были водевильные куплеты из какой-то комедии в испанском вкусе, пригодные лишь для того, чтобы, словно играя, учить пению маленьких детей. Почему они пришли на ум - Бог весть. Тереза даже не знала толком слов, память на слова у нее была куда хуже памяти на музыку. Но она пела и скребла куском стекла ставень, а Мишель молчал. Потом, когда она присела отдохнуть, он достал карманные часы.
– Знаешь ли, сколько времени мы тут провели? Пять часов, любовь моя.
Тереза не ответила. Время не имело значения - значение имела ширина щели между ставнями. Если так пойдет дальше - еще до темноты удастся просунуть туда балясину и расшевелить ставни и доски. Если только раньше не явится Иван Иванович с неприятным сюрпризом…
– Сюда идут!
– воскликнул Мишель и вскочил со стула.
– Ты слышишь?
И точно - кто-то бежал по дорожке, даже не один, то ли двое, то ли трое человек приближались к заколоченному домику.
– Сюда, сюда!
– закричал Мишель, вмиг оказавшись у окна.
– Помогите, ради Бога! Нас заперли! Выпустите нас отсюда!
Бегущие разом остановились. А когда шаги послышались снова - они уже удалялись.
– О дьявол!
– Мишель треснул кулаком по подоконнику.
– Какая подлость!
Ответом ему были два выстрела. В парке начинался какой-то загадочный бой.
– Помогите, помогите!
– кричал Мишель - Кто-нибудь, ради Бога!
Но тем, кто бегал сейчас по парку, было не до узников заколоченного дома.
С утра Никодимку совсем загоняли - он должен был разом и брить Архарова, Левушку и Сашу Коробова, и волосы им чесать, и приготовить все свежее и чистое, разложив по стульям и креслам, и принимать приказчиков, которых прислали спозаранку с товаром купцы, и присматривать за Дарьей, которая, сидя тут же в углу, пришивала новые пуговицы к архаровскому камзолу. Наконец оба вертопраха и петиметра, полковник Архаров и поручик Тучков, нарядные и даже подрумяненные, поочередно подошли к большому зеркалу. Левушка умел вертеться перед ним, одергивая полы кафтана, расправляя кружева и одновременно ставя ноги в танцевальные позиции, Архаров же поворачивался на манер плясового медведя, которого на ярмарках за цепь водят.