Подметный манифест

Трускиновская Далия Мейеровна

–  Сочинять-то - любезное, поди, дело, - сказал обер-полицмейстер.
– Что ж ты, сударь, молчишь?

–  Сие неизбежно - чтобы, над поэтом надсмеявшись, кровь его сосали, - отвечал Александр Петрович.
– Сие - за мои тебе, Россия, услуги…

–  Хороша услуга…

–  Я - жертва, - твердо заявил Сумароков. И стал ждать возраженией.

Но Архаров лишь смотрел на мятежного драматурга и чуть заметно кивал головой.

Драматург же, видя, что словесного побоища не получается, понурился, скис и поглядывал на обер-полицмейстера весьма неприязненно.

–  Вот что случается, когда особа, одаренная талантами, берется учить властителей, как им управлять государством, -

сказал наконец Архаров, показывая пальцем на рукопись «Самозванца».
– Сие похвальное рвение весьма худо в жизнь воплощается.

–  Не могу иначе. Долг мой - говорить правду в лицо тиранам, - возразил Сумароков.

–  Говорите, сударь, сделайте милость. Да только сперва сыщите тирана, а потом продиктуйте завещание, - посоветовал Архаров.
– И, коли уж на то пошло, могу подсказать - подлинный тиран бесчинствует ныне в Курмыште, статочно, ломает голову - на Алатырь ему идти, на Саранск, в Казань ли, им разоренную, вернуться… А того гляди, под Пензой объявится. Он с гарнизонными солдатами расправляется хуже всякого ирода, возит за собой гарем из пленных офицерских дочерей и жен. Коли поспешите - еще застанете его не изловленным, и для такого случая самолично вам подорожную в те края выпишу.

–  Вас, сударь, послушать, так драматург должен лишь восхвалять власть имущих. А где же поучение, где назидание?

Архаров невольно улыбнулся и взял приготовленный Сашей листок.

–  Неужто, сударь, кроме тиранов, и писать вам более не о чем?
– спросил он.
– А вот послушайте. Из «Эпистолы о стихотворстве» взято.

И он стал читать, подражая почему-то не Саше, которого за множество вечеров наслушался в избытке, а Клаварошу, в коем, несомненно, погиб великий актер:

Представь бездушного подьячего в приказе,Судью, что не поймет, что писано в указе,Представь мне щеголя, кто тем вздымает нос,Что целый мыслит век о красоте волос,Который родился, как мнит он, для амуру,Чтоб где-нибудь к себе склонить такую ж дуру…

Подражание вышло странноватым - Архаров не умел так орудовать руками, устремляя растопыренные персты то к небесам, то к слушателю, и вообще чувствовал себя неловко - в последний раз он читал вирши очень давно, да и те - в песеннике господина Теплова «Между делом и бездельем». Однако своего он добился - Сумароков поднял голову, и в глазах драматурга вспыхнуло живое чувство.

–  Господи!
– воскликнул Сумароков.
– Вот уж и полицейские мое стихотворство затвердили! Полицейские! А вельможи, а судьи, а временщики все кобенятся, знать меня не желая! И пакостят мне на каждом шагу - взять хотя бы господина Салтыкова, сгубившего мою трагедию, аки варвар! И государыня, кою я едва ль не на коленях молил устроить театр в Москве по моему плану, дабы ставить там русские трагедии, государыня, коя допустила издевательство надо мной господина Салтыкова…

Вразумить драматурга по-хорошему не получилось, а слушать стародавнюю ахинею обер-полицмейстер не желал.

–  Тимофей!
– крикнул Архаров.
– Проводи господина Сумарокова, доставь на квартиру в моем экипаже!

Тут же вошел Тимофей, всем видом показывая: коли драматург не пожелает убраться из кабинета с честью, будет вынесен в охапке.

–  Постойте, - сказал вдруг Сумароков.
– Вы полагаете, я не понял? Так вы, сударь, полагаете?

–  Ступайте, сударь, с Богом, - устало отвечал Архаров.
– И без вашего стихотворства башка пухнет.

–  У

меня долг, - тихо произнес Сумароков.
– Долг обличать пороки. И прославлять добродетель. А мне мешают, палки в колеса суют. От театра отлучают! Господин Салтыков меня унизил! Но… но я буду славить торжество справедливости!…

Тут же Архарову пришла на ум Салтычиха в Ивановской обители. Он вообразил себе, как у дыры в земляном холме стоит Александр Петрович с тетрадкой и читает для Людоедки торжественные вирши, призывая ее к добродетели. Пришлось крепко стиснуть зубы, чтоб не расхохотаться.

–  Не стоит, право, - сказал Архаров.
– Извольте никуда из дому не отлучаться. Статочно, еще понадобитесь.

Для чего - не сказал. Не хотелось даже думать о ставке на одной доске Сумарокова и графа Ховрина. И совсем негодная мыслишка попыталась успокоить душу: авось у Шварца хватит разумения проделать все, что надобно, не беспокоя начальство…

Сумароков отбыл. Архаров занялся иными делами. Вечером он поехал к князю Волконскому. Очень не хотел раньше времени сообщать подробности театрального бунта, однако, поразмыслив и кое-что сопоставив, понял - откладывать далее опасно.

Он подозревал всех - кроме, разве что, братьев Орловых. Он и самую государыню подозревал в том, что она тайно попытается, коли уже не попыталась, войти в сношения с Пугачевым. А уж что до Панина… вернее, до братьев Паниных…

Волконского, видать, подучила княгиня - стоило лакею доложить об Архарове, тут же он послал за дамами, явились все три - Елизавета Васильевна, Анна Михайловна и Варенька Пухова. Архаров понял: ловушка! Суворова родной батюшка сосватал - тому осталось, приехав в Москву, умыться с дороги да и под венец. А Архарова сосватать решил князь Волконский, очевидно, в силу возраста вообразив себя отцом родным. Хитрость была шита белыми нитками. И ведь женитьба была бы весьма выгодная: тот, кто, став мужем Вареньки, введет ее в высший свет, тем самым угодит загадочным и богатым ее покровителям. А, значит, о своей фортуне может более не беспокоиться - и лежа на боку, будет исправно чины получать.

Архаров попытался было деликатно уклониться от беседы с дамами, но ловкая Елизавета Васильевна умело распоряжалась в гостиной - и кончилось тем, что обер-полицмейстер растолковал свои опасения князю Волконскому невзирая на посторонних. Да и не было никакой тайны в том, что интрига у семейства Паниных в крови. Коли младший, генерал-аншеф Петр Иванович, получит неограниченные полномочия, то непременно употребит их на пользу старшему, Никите Ивановичу, и, значит, воспитаннику его, цесаревичу. И участие их милой сестрицы в этом деле представляется опасным - не зря она оказалась в театре и не зря пыталась заманить туда княгиню и княжну Волконских…

Князь слушал и кивал. Он прекрасно понимал, что может произойти, когда сбудется панинская мечта и на престол взойдет государь Павел Петрович. Первым делом полетят головы тех, кто связан с Орловыми. А кому обязаны своими чинами Волконский и Архаров? Вот то-то же…

У государыни, пусть даже Орлов отставлен от фаворитской должности, хватает ума соблюдать равновесие и не нарушать порядка там, где он заведен ко благу отечества. Кто сказал, что хватит ума у ее сына?…

Убедившись, что князь осознал меру опасности, Архаров снизошел и до дам - рассказал, как внушал Сумарокову обязанности особы, которую Господь ненароком снабдил поэтическими способностями. Иногда ему удавалось развеселить светских женщин, удалось и на сей раз, хотя показалось странным - они засмеялись не при рассказе о драматурге, продолжающем борьбу с тиранами, а когда Архаров всего лишь упомянул про заготовленную Сашей бумажку.