Подорожный страж

Лукин Андрей Юрьевич

Неусвистайло сунул ему в руки деревянную чашку, наполненную доверху крупными чёрно-фиолетовыми ягодами:

— Отведай-ка демоники. Как раз по тебе угощение.

Все засмеялись, но не обидно, а добродушно. Ягоды Стёпке понравились. Они были сладкие, без косточек и слегка пьянили. Он съел горсти две, у него зашумело в голове, и он передал чашку Смакле, хоть и сердился ещё на него. Шум в голове быстро прошёл, но Стёпке всё равно казалось, что он здорово пьян, и поэтому он старался ничего не говорить, чтобы не сморозить ненароком какую-нибудь глупость.

Ночь сгустилась и обступила поляну непроглядной стеной. Небо заволокло тучами, и вверху клубилась та же тьма — ни звёзд, ни луны.

Неподалёку

стрекотала какая-то беспокойная ночная птица. То и дело беззвучно проносились летучие мыши, почти не видимые в темноте. А драконов не наблюдалось. Никаких. Стёпке хотелось спросить, мол, где же они — драконы, но он стеснялся и не спрашивал. Боялся, что его примут за дурака и засмеют. И ещё он слегка опасался, что Верес расскажет всем о поваленной сосне и о том, как демон отшвырнул его «ровно щеня надоедного». О чудесной силе стража никто не должен знать. Чародей об этом не предупреждал, но Стёпка чувствовал: так надо. О том, что это чувство ему внушает сам страж, он даже и подумать не мог. Просто сидел и с напряжением ждал, когда же Верес проговориться. К счастью, обошлось. Верес ни о чём не рассказал, не желая, верно, позориться. Или по какой другой причине. О гномлинах тоже никто не вспоминал, так что Стёпка сидел себе тихонько, жевал вкусное вяленое мясо с пресным хлебом, прихлёбывал душистую несладкую заваруху и заедал всё изюмом из раздавленного в схватке с Никарием туеска. Тролли предложили ему жареное сало, но он отказался, сославшись на то, что демонам сало есть вредно, от него, мол, демонская сила слабнет. Никто в это не поверил, один только Верес поверил. Он завозился, закряхтел, вспоминая понятно что, и пробурчал что-то вроде: «демонам оно, конечно, без силы никуда».

Все отдыхали. Металось в костре жаркое пламя, звенели комары, шумел тихонько лес, и громко чавкал Смакла, доедая демонику. В одиночку, паразит, умял целую чашку, и голова у него после этого почему-то не закружилась.

Когда уже совсем почти надумали укладываться, из темноты к костру выехал на мохнатом коньке молодой кудрявый гоблин в кольчуге и круглым щитом за спиной. К седлу была приторочена внушительная котомка с припасами и туго увязанная укладка со всякими необходимыми в дороге вещами. Стёпка углядел лук с натянутой тетивой, колчан, два прямых меча на поясе.

Верес обрадованно подхватил конька, гоблин подошёл к костру, поклонился с достоинством, поздоровался, скользнул взглядом по лицам троллей и гоблинов, задержался на Стёпке, но не надолго, а так, как смотрят на незнакомого человека, который оказался в кругу хорошо знакомых тебе людей.

— Здрав будь и ты, Киржата! — ответил Перечуй. — Сидай до нас!

— Благодарствую, панове! — отозвался Киржата. — Я ненадолго. Передохну чуток и дале поспешу, некогда до утра ждать. Авось не угроблюсь на перевале.

Лицо у него было широкое и приветливое, и весь он был крепкий и ладно скроенный, и при взгляде на него хотелось улыбаться, хотелось скакать на коне сквозь ночь и быть таким же сильным и уверенным в себе. И чтобы тоже — два меча на поясе, кольчуга и тугой лук у седла.

— Куды поспешаешь на ночь глядя? — спросил Брежень, подавая Киржате чашку с салом и ломоть хлеба.

— У Забытых хуторов батька Щугр ополчение собирает, а меня Пыжля отправил за лишайскими… — гоблин коротко взглянул на Стёпку и не договорил.

— Это наш отрок, — успокоил его Брежень. — Можешь при нём свободно говорить. Не разболтает, моё слово.

Верес согласно кивнул. Стёпке было лестно, что его успели зачислить в список доверенных людей и ничего от него не собираются скрывать, несмотря на то, что он был здесь всем чужой. Спать ему уже не хотелось. Он сидел рядом с пасечником, весь обратясь в слух, и старался

не пропустить ни слова.

Сначала тролли распрашивали Киржату об Усть-Лишайских новостях, потом вспомнили о какой-то ссоре низовских колдунов, о медведьме, которая эту ссору вовремя на корню пресекла, похвалили за что-то Тратитая из Оптицы, затем разговор неизбежно свернул на войну. Говорили о сроках нападения орклов на граничные земли, о том, способны ли весские дружины противостоять на равных рыцарским полкам, стоит ли рассчитывать на помощь чародеев из Летописного замка, и о том, что пора, как в славные времена Клёновой рати, собирать по улусам всех умеющих держать оружие мужиков, будь то тролли, гоблины, беглые весские холопы или пришлые, но уже крепко прижившиеся и показавшие себя с самой лучшей стороны вурдалаки. Ещё говорили о каких-то жутких оркландских колдунах-оборотнях, но говорили вскользь, вполголоса, с оглядкой и явно опасаясь. «Ежели ты о нём спрашиваешь, значит — ты его вспоминаешь. А колдуны завсегда чуют, ежели о них кто вспомнил», — так, кажется, говорил Смакла.

Ещё много и охотно ругали весского царя за жадность до чужой земли, и своих продажных воевод за жадность до весских денег, особенно Усть-Лишайского воеводу Ширея. Вспомнили и о князе Крутомире, единственный сын которого Могута был, оказывается, славен победами над элль-фингами и года три назад водил свою сотню чуть ли не до летнего стойбища самого кагана Чебурзы. Стёпка едва удержался, чтобы не встрять с рассказом о своём видении на дозорной башне.

О весичах вообще говорили не слишком доброжелательно, но о дружинах весских отзывались с уважением и понятно было, что все крепко надеются на их помощь.

Узнал Стёпка, что Великовесского царя зовут Лихояр, а отец его был Яр Старшой по прозвищу Неуёма… А до Усть-Лишая целая седьмица пути и ещё одна ночь, а до Ясеньграда — две с половиной, ежели иметь с собой заводного коня. Самая большая крепость орклов называется Скиссурсет, а та, что поменьше, но стоит поближе — Горгулен. В Оркланде никто из присутствующих не бывал и все дружно надеялись не бывать там и впредь. Брежень зато дважды ходил с купцами в Кряжгород, и Верес тоже не единожды любовался золотыми куполами стольного весского града… А вурдалаков весичи не жалуют, потому как те издавна в союзе с Таёжным улусом… А тролли в Великую Весь ни ногой, потому как «чаво мы там не видали, коли наших в тех краях ни одного нет и отродясь не бывало». «И без чародеев нам, мужики, хоть ты напоперёк тресни, не сдюжить ни в жисть. Но ежели тролли с верховьев Лишаихи подоспеют, то это будет знатно, дядько Неусвистайло не даст сбрехать, у него там братовья сводные хозяйство держат».

Стёпка сидел растопырив уши, и жадно впитывал в себя всё, что мог и не мог уразуметь.

И тут к нему подсел Смакла. Он бесцеремонно пихнул Стёпку в больное плечо и уставился почти в упор. Сейчас он ничем не напоминал того забитого перепуганного младшего слугу, который прятался под столом от вызванных демонов и нижайше молил о пощаде.

— Чего тебе? — спросил Стёпка недовольно, ему не хотелось отвлекаться от интересного разговора: речь как раз зашла о визите светлейшего князя Бармилы в Летописный замок.

— Чуешь, Стеслав, — голос у гоблина был хриплый и неуютно чужой. — Чуешь, чего скажу.

— Чую, чую, говори, — отозвался Стёпка, не отрывая взгляда от беседующих мужиков. Бармила-то, оказывается, царём прислан к отцу-заклинателю, чтобы уговорить того принять в замок весский гарнизон для надёжной обороны от орклов…

Смакла опять пихнул его в плечо:

— Чуешь ты, нет?

— Ну чего тебе?!

— Весичи об тебе давеча справлялись, пасечника пытали, куда ты убёг?

— Я знаю, — отмахнулся Стёпка. — Ну и что?