Подполье на передовой
Шрифт:
Степан Григорьевич беспокоился: от Стаценко и Сечиокно известий не поступало. Он послал Азу к Боднарям. Те сообщили, что "беглецы" не появлялись.
Что же произошло? Как выяснить причины неявки Стаценко и Сечиокно? Островерхов нервничал. И когда в комнате появились сестры Семикины, Степан Григорьевич облегчению вздохнул:
– Ну что, козы, сообщите о настроении господ офицеров.
– Ой, Степан Григорьевич, - заторопилась Майя, - наши подопечные драпанули!.. Теперь хожу и сама себе не верю: неужели ж это
– В один момент драпанули, - уточнила Нила.
– Да, прижали их наши. Драпают во все лопатки, по всему фронту. Только у нас затишье. Но это перед грозой, - задумчиво проговорил Островерхов.
– Майя, ты давно "Костю" видела?
– Да уж три дня не видела. А что?
– Надо бы узнать, какие передвижения у немцев делаются.
– Когда сходить, Степан Григорьевич, сегодня?
– живо отозвалась Майя.
– Да, сегодня и, пожалуй, сейчас. А заодно, Майечка, попроси его выяснить, не слышал ли он о каком-нибудь происшествии в жандармерии. Хорошо?
– Хорошо, Степан Григорьевич. Я после обеда прибегу.
– Если сможешь - пораньше, - попросил Островерхов.
Майя ушла. Поднялась и Нила.
– Я, наверное, тоже пойду. А то мама будет беспокоиться.
– Островерхов не удерживал. Видя настроение отца, промолчала и Аза. Оставшись вдвоем, она спросила:
– Папа, что случилось? Ты встревожен.
– Пока не знаю, дочка. А насчет тревоги, так кто ж у нас сейчас без нее живет, родная? Ничего, ты не волнуйся. Просто мне надо кое-что срочно выяснить. А ты бы пошла приемник послушала.
– Батареи совсем сели.
– Ничего, на сводку еще хватит. Ты запиши самое главное. Сейчас события каждую минуту меняются. Успевай только слушать. Иди, дочка.
Аза вышла, а Степан Григорьевич нервно заходил по комнате. Какая-то тревога больно сжимала сердце.
***
– Не могу понять этого парикмахера, - рассуждала вслух Женька Щекочихина. В который раз она просила его познакомить ее с офицером из той части, где он служит, и постоянно слышала в ответ одни насмешки. Этот Базаркин говорил ей: "Такую честь надо, мадам, сначала заслужить". Умник какой нашелся, помазок несчастный.
Женька вертелась перед зеркалом, поправляла платье, повернувшись в профиль, косила глазом в зеркало. Из коридора донесся стук открываемой двери и чьи-то легкие шаги. Женька прислушалась. Кто-то быстро прошел мимо ее квартиры и постучал в соседнюю. Женька осторожно приоткрыла дверь, выглянула. Так и есть: эта тощая к Пашке пришла.
Сосед между тем открыл дверь.
– О, это вы, мадам! Прошу, - донеслось до Щекочихиной, и гостья исчезла в комнате соседа. Дверь захлопнулась, было слышно, как в замке дважды щелкнул ключ.
Щекочихина прикусила нижнюю губу, напряженно вытаращила глаза. Ага! То с офицером, то с парикмахером...
Она наклонилась,
– Ты почему пришла?
– Ага, это Пашка.
– Сам прислал. Просил узнать, не слышал ни о каком происшествии в жандармерии? Прошлой ночью.
– Передай: в пути следования бежали два краснопогонника. Где-то недалеко. Поэтому ищут в городе. Больше ничего не знаю. А теперь иди. А то здесь соседка - последняя сволочь. С немцами путается.
Щекочихина убежала в свою комнату. "Значит, сволочь соседка? С немцами путается? А ты? А вы оба? Жандармы бежали... Ах, вот оно что!"
Она заметалась по комнате, хватая платья, юбки. Потом набросила на голову косынку и почти бегом бросилась на улицу. Вскоре она была в гестапо.
Через час Гофман вызвал Базаркина из расположения штаба полковника Гелли, распахнул перед ним дверцу черной гестаповской машины и, захлопнув ее, сел рядом с шофером.
***
Переодетые в потрепанные гражданские костюмы Арсений Стаценко и Григорий Сечиокно постучали к Боднарям под вечер девятого июня. Екатерина Петровна сразу захлопотала у стола. Пока собирала немудреный ужин, Арсений и Григорий умылись и, усталые, присели на табуретки, закурили. Василий Евстафьевич дежурил во дворе, следил за улицей. Накормив и устроив им постели в подвале, Екатерина Петровна собралась было идти к Островерховым, когда Степан Григорьевич сам вошел в комнату.
– Ну, где тут, наши драп-мастера?
– поздоровавшись, спросил Островерхов.
Спрятавшиеся было в чулан Стаценко и Сечиокно вернулись в комнату. Степан Григорьевич подробно расспросил их о событиях в батальоне, о побеге, о том, как пробирались в город, есть ли неохраняемый немцами путь. Уже на дворе начало темнеть, когда Василий Евстафьевич подал условный сигнал. Едва Арсений и Григорий успели скрыться в чулане, как в комнату быстро вошли Карпов и Юнашев. Торопливо поздоровавшись, Сергей сразу обратился к Островерхову.
– Завтра весь батальон переводится в Темрюк. В дороге бежать не удастся: Гофман приказал двери в теплушках замкнуть, выходить из вагонов только в сопровождении эсэсовцев. Даже в городе в патрулирование не назначают никого из батальона. Мы вырвались только потому, что Гофман лично распорядился отвезти коньяк Тойблю, шефу городского гестапо. Ну, а поскольку рядовым жандармам теперь доверия нет, то с этим важным поручением послали унтер-офицеров, - Сергей насмешливо кивнул на погоны Юнашева, левой рукой хлопнул себя по правому плечу, тоже украшенному лычками.