Подполковник Ковалев
Шрифт:
Вера была врачом «божьей милостью», одержимой, проводила ночи у постели больных. Для нее святая святых — гиппократовское откровение: «Чисто и непорочно проводить свое искусство». При этом Вера не рисовалась, для нее действительно не существовало на свете ничего выше долга помогать людям, ограждать их от напастей.
Если Вере необходимо было срочно положить на обследование больного, она переворачивала вверх дном горздрав, но добивалась своего. И как свирепела, когда благодарные больные пытались сделать ей подарки.
—
Куда бы ни забрасывала их судьба — в края, где обжигал пятидесятиградусный мороз или где пыль душила летом, а весной не спасали и резиновые сапоги, — Вера не раскисала. Даже в тундре, в городках, куда добраться можно лишь на гусеничных транспортерах, в «медвежьих уголках», палатках на семи ветрах, в берендеевых кущах находила она себе занятие.
Каждый сигнал боевой тревоги был сигналом и для нее. В углу всегда стоял наготове «тревожный» чемодан со всем необходимым Ковалеву. Но Вера умудрялась сунуть в этот чемодан в последнее мгновение еще и бутерброд, и пирожок, и горсть карамелек.
Через несколько минут муж исчезал, а тревога оставалась с Верой. Как пройдут «бой», учения? Когда возвратятся? Успеет ли приготовить к этому моменту любимый Володей пирог с мясом и капустой?
Вера нервничала и переживала, если у мужа что-то не ладилось. Капитаном споткнулся он так, что звон пошел по всему военному округу — нагрубил начальству. Вера матерински врачевала Владимира.
Она гордилась удачами Ковалева, ценила и поощряла его правдолюбие. Никогда интересы карьеры, служебного благополучия мужа не ставила выше порядочности, скромности и в этих правилах да в уважительном отношении к профессии отца воспитала и детей.
Что кривить душой, встречал Ковалев и таких офицерских жен, что интересовались службой мужа лишь постольку, поскольку это определяло их собственное благополучие. Узнав же о переводе «в дыру», грозились разводом, а то и разводились или оставались сторожить квартиру.
Даже Верину склонность «воспитывать мужа» — какой жене это не свойственно? — Ковалев воспринимал, как неотъемлемую и естественную часть их жизни. Наоборот, раз «воспитывает», значит, все идет своим чередом, все в полном порядке.
Ковалевы устроились на кухне. Владимир Петрович зажег газовую плиту, поставил разогреть суп. Ему нравилось, если он имел хотя бы малейшую возможность, «ухаживать» за женой. Было приятно, когда она сидела вот так, скрестив на груди маленькие сильные руки — редко могла Вера позволить себе подобное, — а он заботился о ней.
— Чудовищно устала! — призналась Вера. — Досталось нам… — Она потерла висок. — Тяжелейший случай диабетической комы…
…Семнадцатилетнюю студентку техникума Свету без сознания привезла в больницу мать.
Как выяснилось, Света уже несколько лет болела диабетом.
На этот раз возникли роковые наслоения: с тяжелой ангиной
По всем медицинским канонам ее следовало считать погибшей. Но Вера все вводила и вводила инсулин. Не хотела сдаваться, на что-то надеялась. И упорство совершило чудо. Света приоткрыла глаза, тихо попросила пить.
Владимир Петрович представил себе эту борьбу Веры за жизнь девушки, и волна нежности подступила к его сердцу.
Ковалев иногда заезжал к Вере в больницу. В белоснежном халате, шапочке, озабоченная и серьезная, она сосредоточенно рассматривала рентгеновский снимок, что-то вписывала в историю болезни.
Ему нравилась видеть, как доверчиво слушают ее больные, как «докладывают» сестры и врачи, как принимает она решения. Нравилось ощущать ее собранность, ответственность.
— Ну и денек сегодня выдался! — закончила Вера свой рассказ о Свете.
Вера уже несколько дней жаловалась на головные боли, на то, что покалывает сердце, но, как большинство врачей, не обращала на это внимания.
— Ты измерила себе давление? — спросил Владимир Петрович.
— Больше мне нечего было делать! Вот сейчас поем — и все пройдет.
— Это не разговор, — сердито произнес он. — Или не для тебя классическое: «Врач, исцелися сам!»
— Володя, я присмотрела в универмаге новый плафон для кухни… — совершенно неожиданно объявила Вера.
Это у нее пунктик: забота об уюте, пусть нестойком, ломком, но пока они здесь, ей хотелось, чтобы все было вылизано, вычищенно. Не щадя себя, затевала побелку квартиры и старалась закончить ее, пока муж на учениях, чтобы к его приезду все оказалось убранным, вымытым, сияло. И мать к этим делам не допускала.
Владимир Петрович огорчался, что Вера не желала в таких случаях пользоваться его помощью, но ничего не мог поделать, и в каждый свободный час Вера продолжала натирать полы, сдирала и стирала занавески, сердилась на мужа, что он по-солдатски равнодушен к украшению быта.
Когда она уж очень расходилась, Владимир Петрович, охлаждая, спрашивал:
— Ты ящики не выбросила?.
Об этих ненавистных ящиках для перевозки самых необходимых вещей при переездах она старалась не думать. Пусть подольше пылятся там, где-то в подвале, глаза бы их не видели! Вера не хотела мириться и не мирилась с бивуачным образом жизни и поэтому вечно искала скрытые резервы уюта, выписывала журнал «Новые товары», вносила в облик квартиры свой стиль.
— Даже если суждено нам быть здесь год, — убежденно говорила она мужу, — удобство, красота должны окружать нас и в этот год.