Подпорченное яблоко
Шрифт:
Бряк!
Они оба услышали этот звук и замерли. Лифт.
– Это он, – прошептала Джина.
– Шевелись. Быстрее.
Бряк!
– О,черт! – Ее лицо окаменело.
Внутри у Тоцци все сжалось.
Глава 19
8.13 вечера
Гиббонс старался не смотреть на Лоррейн, но это было нелегко сделать. Все было слишком странно. Он поморщился от усиливающейся зубной боли и сделал еще один глоток виски. Посмотрел на стакан Лоррейн, стоящий на стойке бара. Она тоже пила виски, что совсем на нее не похоже. Но странным было не это. Самое странное заключалось в том, что он сидит тут, в этой забегаловке, пьет виски со своей
Гиббонс тупо уставился на ряды бутылок на полках за стойкой бара. Может, пуленепробиваемый жилет не спас его этим утром? Может, он в самом деле умер? Может, это просто прелюдия к чистилищу? Все это слишком странно.
Опершись на локти, стриптизерка просматривала дешевую книжку в желтой бумажной обложке под названием «Утешение философии», написанную этим самым Бетиусом. Ее черные как смоль волосы были красиво подстрижены под голландского мальчика. Когда она наклоняла голову над книгой, волосы падали ей на щеки. Ее груди свисали над стойкой бара. Они тоже были красивыми. Интересно, заметила ли Лоррейн, что на девчонке ничего нет? Иногда она бывает очень рассеянна. Увидев книгу на стуле позади стойки, Лоррейн не Могла не спросить, кто ее читает. Ведь она занималась именно средними веками. Когда стриптизерка сказала, что она готовится к занятиям по литературе, в Лоррейн проснулся преподавательский дух и она начала выкладывать все, что знает об этом Бетиусе. Девчонка слушала, затаив дыхание. Она поняла, что разговаривает со специалистом, и Гиббонс готов был держать пари, что слова Лоррейн найдут отражение в ее курсовой работе по литературе.
Гиббонс обвел глазами помещение. В другом углу бара двое старикашек передвигали шашки, не обращая внимания друг на друга. Судя по тому, что какое-то время назад бармен отнес в заднюю комнату поднос с напитками, там должны были быть посетители, но Гиббонс никого не видел. Хорошо, что посетителей больше интересует выпивка, а не представление. Лекция Лоррейн прервала выступление. Философия, голые сиськи и ягодицы не очень хорошо сочетаются.
– Бетиус действительно выдающаяся личность, – заключила девчушка. – А я никак не могла понять, почему наш преподаватель заставляет нас читать его. Он немножко зануда.
Лоррейн быстро отпила виски.
– Бетиус выдающийся философ. Он являлся главным распространителем идей Платона в Западной Европе.
Глаза девчушки, полускрытые волосами, широко раскрылись.
– Наш преподаватель нам этого не говорил. – У нее был приятный мелодичный голос, напомнивший Гиббонсу девочек, которые носят объемные свитера с высоким воротником и вельветовые юбки в солнечный день, а не набедренные повязки при холодном голубом свете, который отбрасывает музыкальный аппарат.
– В средние века в Европе не знали трудов Платона. Но в арабском мире Платон был известен, и именно по арабским переводам Бетиус сформулировал его философию. Если бы не он, взгляды Платона и его последователей не оказали бы такого влияния на западную мысль. Можете представить, что бы тогда произошло?
Поверх стакана с виски Гиббонс перевел взгляд на жену. Мир без Платона. Подумать страшно.
Серия пульсирующих ударов пронзила его челюсть, и он заскрипел зубами от боли. Вскинув запястье, он посмотрел на часы, затем взглянул на входную дверь. Полчаса назад он в четвертый раз позвонил в оперативное управление и получил тот же ответ: оставайтесь на месте, люди высланы. Прошло уже почти три часа, как Будда Станционе выкинул их с Лоррейн из машины для наружного наблюдения и оставил на улице. Учитывая ситуацию, Иверсу следовало бы выслать людей немедленно, pronto [7] .А теперь можно и не торопиться. След уже остыл. Может, Беллз и был где-то неподалеку три часа назад, но сейчас, ясное дело, черт знает где. Тут не может быть сомнений. Гиббонс осушил стакан и знаком приказал хамоватого вида бармену налить
7
Быстро (ит.).
Лоррейн тоже указала на свой пустой стакан, не прерывая, однако, беседы с девчушкой. Она продолжала вещать:
– Я уверена, ваш преподаватель по литературе говорил вам о Колесе фортуны. Судьба, олицетворенная в виде женщины? Иногда ее называют Леди Удача и изображают с огромным колесом на теле, с маленькими фигурками смертных, застрявшими между спицами. Те, что наверху колеса, веселятся, а те, что внизу, в горе и печали. Если я не ошибаюсь, Чосер упоминает Колесо фортуны в нескольких своих стихотворениях. Такое понимание цикличности судьбы и ее неподвластности человеку идет непосредственно от Бетиуса.
Стриптизерка кивнула, и ее волосы цвета воронова крыла взметнулись, как у девушки с картины Брека. Она делала записи на бумажных салфетках, небольшая стопка которых была сложена на стойке. Гиббонс все еще не мог поверить в это – Лоррейн не обращала внимания на окружающую обстановку, она вела себя так, будто эта девчонка с красивыми грудями одна из ее студенток, а сама она находится в своем кабинете в Принстоне. Может быть, таким образом она справлялась с нанесенной ей психологической травмой. Сначала она видит, как его убивают, затем – как похищают Тоцци, потом похищают ее саму – может быть, таким образом она просто отрицает все, что с ней случилось. И все-таки все это очень странно. Ему бы и в голову никогда не пришло, что он может увидеть свою жену в подобном месте, в забегаловке под названием «Звездный свет в гостиной у Джои». Никогда.
Гиббонс снова посмотрел на часы. Какого черта они так долго возятся? Задержать Беллза – главная задача. Этот парень в течение одного дня напал на двух агентов – даже на трех, если считать самого Гиббонса, и вот такая реакция? Этот долбаный Беллз застрелил его и бросил умирать. То же самое он сделал с Петерсеном, и, кто знает, может, Петерсен уже умер в больнице. А Тоцци? Да что говорить...
Он взглянул на стойку бара, где, как по мановению волшебной палочки, появился новый стакан с виски. Он взял его, сделал большой глоток и, прежде чем проглотить, пополоскал больной зуб. Он пытался не думать о Тоцци, потому что то, что подсказывал ему здравый смысл, не вызывало у него энтузиазма. Если Беллз, не раздумывая, за один день застрелил почти в упор двух агентов ФБР, что он может сделать с третьим, который носит на себе передатчик и которого он заковал в наручники, как каторжника? Надо смотреть в лицо реальности. Вполне вероятно, что Тоцци уже мертв.
Гиббонс уставился на янтарную жидкость в своем стакане, и этот занюханный бар, музыкальный аппарат, девчушка с красивой грудью и даже Лоррейн куда-то уплыли, оставив его одного в черной дыре, наедине со стойкой бара и остатками виски в стакане. Тоцци мертв. Он чувствовал себя так, будто из него вырывают внутренности. Тоцци мертв. Теперь все будет по-другому. Он больше не сможет работать. Не сможет ужиться с новым напарником, а на бумажной работе не продержится и десяти минут. Тоцци мертв. И с Лоррейн все будет по-другому. Она обвинит во всем его, обвинит ФБР, что в принципе одно и то же. Тоцци мертв. Теперь все изменится. Абсолютно все. Тоцци мертв. Остается только отступить и удерживать то, что осталось.
Он взял стакан, но не смог поднести его к губам. К чему все это? Тоцци мертв.
Гиббонс вздохнул так глубоко и печально, что, казалось, душа его выскользнула из тела с этим вздохом. Если и так, ему все равно. Все здесь одиноки и разъединены. Лоррейн и девчушка-стриптизерка не разговаривали, не общались. Лоррейн вещала, а девчушка впитывала услышанное, думая о том, как выложит все, что записала на салфетках, на занятиях по литературе. Двое старых выпивох на другом конце бара делали вид, что не замечают друг друга, не говоря уже обо всех остальных. Бармен подсчитывал деньги в кассе. Гиббонс подумал, не заговорить ли с ним, – обычно он никогда этого не делал, только если хотел получить информацию о подозреваемом. Предполагается, что бармены умеют выслушивать рассказы о чужих неприятностях. Возможно, им так же на них наплевать, как и всем остальным, но они умеют притворяться. Это все, что нужно. Гиббонса это устроит. Ему необходимо с кем-нибудь поговорить. Все равно с кем. Потому что Тоцци мертв.