Подпорченное яблоко

Бруно Энтони

– Очень давно, – добавила она. – Когда мы учились в школе.

Внутри у Тоцци все кипело. Интересно, это все в школе и кончилось? Когда это было в последний раз? «Джина, это я. Позвони мне».

—Это не была любовь или что-то в этом роде, – продолжала Джина. – Просто так случилось.

Чушь собачья.

Он кашлянул в кулак.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? Я не хочу знать, что там у вас было.

– Я тебе рассказываю, потому что на самом деле ты хочешьзнать. И это не то, что

ты хотел услышать. Теперь ты считаешь меня потаскухой, потому что я спала с ним.

– Я этого не говорил.

– Нет. Но ты так думаешь.

– Откуда ты знаешь, что я думаю?

– Ты считаешь, что об этом так трудно догадаться?

Тоцци хотелось оторвать динозавру ногу.

– Он не был убийцей, когда мы учились в школе, – сказала Джина. – По крайней мере, я так думала. Я хочу сказать, что до прошлого лета вообще не знала, что он входит в организацию. Пойми меня правильно. Я знала, что он не ангел, но думала, что он – мелкая сошка, как мой брат.

Тоцци не ответил.

Она продолжала говорить:

– Конечно, когда практически вся семья связана с мафией, с кем еще может общаться ребенок? Нас в семье учили, что доверять можно только итальянцам, да и то преимущественно сицилийцам. Мой отец даже слесаря не позвал бы, если его фамилия не оканчивается на гласную. Надо было слышать, какой поднялся шум, когда в седьмом классе я спросила, можно ли мне пойти в кино с Брайаном О'Бойлом. Можно было подумать, что я захотела обрить голову наголо и вступить в секту кришнаитов или что-нибудь в этом роде. Я всегда старалась не слушать эту чепуху, но это не так-то легко, когда живешь в такой прилипчивой итальянской семье. Если делаешь не то, чего от тебя ждут, они кричат, рыдают, дуются, предрекают, что ты окажешься в аду, до тех пор, пока не образумишься и не сделаешь, как они хотят.

Это Тоцци было понятно. Он сам вырос в такой среде. Когда он женился на девушке из семьи, принадлежащей к англиканской епископальной церкви с острова Родос, его семья вела себя как на похоронах. Мать весь день дулась, а отец жаловался, что на столе нет макарон. Что это за свадьба, на которой нет хотя бы маленького испеченного зити?

Ревность, сжавшая все внутри, начала отпускать Тоцци, и он повернулся лицом к Джине. Тут он заметил тусклое свечение золотого свадебного кольца на цепочке вокруг ее шеи, и внутри у него опять все сжалось.

– Могу я тебя кое о чем спросить? – Он старался, чтобы в его голосе не звучали осуждающие нотки.

– О чем?

– Это кольцо. Оно свадебное?

Джина помолчала. В свете фонарей было видно, что ее глаза за стеклами очков увлажнились. Тоцци не мог понять, плачет она или нет.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Это не мое дело. Извини. Забудь об этом.

Она глубоко вздохнула.

– Это кольцо Марджи.

– Марджи?

– Да, Марджи. Жены Беллза.

Тоцци вспомнил искореженную машину во дворе позади Колокольни.

– А как оно у тебя оказалась?

Какое-то время она молчала.

– Марджи и я были лучшими подругами. Еще с пятого класса. – Она крутила кольцо в пальцах, опустив глаза.

Она не ответила на его вопрос, но Тоцци решил не настаивать. Он чувствовал, что затронул больную тему. Если она захочет, то сама расскажет.

– Я так понимаю, ты знала,

что Марджи погибла таким образом.

Она кивнула:

– Да... в общем, так. Когда она исчезла, в конце лета, я сразу догадалась, что Беллз с ней что-то сделал. Я хочу сказать, я не знала, но в глубине души догадывалась.

– Почему?

Неожиданно затарахтел мотор тягача, и все остальные тягачи тоже ожили – вот-вот тронутся в путь. Тоцци смотрел на Джину, он хотел, чтобы она продолжила свой рассказ. Беллза подозревали в совершении нескольких убийств, но для обвинения не было достаточных доказательств. ФБР ничего не было известно о его жене.

Джина пожала плечами, потирая кольцо в пальцах:

– У Марджи и Беллза были проблемы.

Тоцци подождал, не объяснит ли она свои слова, но она молчала.

– Серьезные проблемы?

– Да. Для них серьезные. Марджи никак не могла забеременеть.

Тоцци кивнул:

– Это бывает.

Джина покачала головой:

– Ты не понимаешь. Это бывает с другими людьми, но не с Беллзом. Он хотел детей. Очень.

– А усыновить кого-нибудь они не могли?

– Беллз? Никогда. Ему нужны были его собственныедети, егоплоть и кровь.

– Понимаю. – Тоцци и сам думал о приемных детях то же самое.

Тягач начал двигаться. Караван направлялся в Нью-Йорк. Тоцци повернул к фонарю руку, чтобы разглядеть циферблат. Только что наступила полночь.

Джина снова замолчала.

– Так что же произошло между Беллзом и Марджи?

– Беллз считал, что решение проблемы – побольше секса. Чтобы увеличить шансы. Марджи говорила мне, что это было ужасно. Каждое утро, каждый вечер, как поденная работа. Она говорила, что чувствует себя проституткой – трам, бам, мерси, мадам. Она хотела сходить к врачу, выяснить, почему не может забеременеть, но Беллз и слышать об этом не желал. Понимаешь, она совершила большую ошибку: высказала предположение, что дело, возможно, в его сперме, а не в ней. И тогда он стал приносить домой разные травы и витамины, лекарства и прочее дерьмо. Ее от этого уже тошнило. Она говорила, что чувствует себя, как Миа Ферроу в «Ребенке Розмари». Говорила, что в один прекрасный день он заявится домой с шаманом. Он совсем спятил.

Тоцци слушал, и все это напомнило ему некоторых учеников из его класса по айкидо. Кое-кто из них свято верил в нетрадиционные методы лечения. Он оглянулся на Хобокен. Экзамен уже закончился. Он снова упустил шанс получить черный пояс. На какое-то время он совсем забыл о нем. Черт!

Джина продолжала свой рассказ:

– Марджи совсем измучилась. Она каждый день звонила мне на работу, плакала, жаловалась. Наконец я сказала ей, что мы пойдем к врачу. К черту Беллза. Она сказала, нет, я не могу, Беллз убьет меня, но я настаивала. Я нашла врача в Хекенсаке, специалиста по оплодотворению, он проверил ее и сказал, да, все дело в ней. Что-то такое с яичниками, я точно не поняла. Когда мы вышли от него, я думала, Марджи бросится под машину. Она ревела в голос, как ребенок. Говорила, что убьет себя. Я и не знала, как сильно она самахочет ребенка. Я думала, всё дело в Беллзе, но, оказывается, не только в нем. Она тоже помешалась на этом.