Подсадных уток убивают
Шрифт:
Пьяненький капитан позвал к себе в рулевую рубку прапорщика-казаха, о чем-то заговорил с ним, то и дело указывая на заключенных.
– Они нас утопят, – со знанием дела сказал зэк, которому прапорщик высадил прикладом зубы. Он был старше всех и кое-что повидал в жизни.
– Выбросят за борт на корм рыбам и спишут на несчастный случай. Никто и проверять не станет. Нас семеро, а их всего четверо. Прапорщик нажрался. Может, попробуем, а, ребятушки? Все равно сдохнем, – старался он подбить заключенных напасть на охрану. Но зэки не решались, боялись.
Солдаты из-за шума
Прапорщик вернулся от капитана злой. На желтых худых щеках играли желваки, и взгляд бегал по лицам зэков, словно он кого-то выбирал. Задумал, гад, что-то. Только вот что?
А маленький катерок швыряло по волнам то в одну, то в другую сторону, подставляя боком под порывы ветра. Не хочешь тут, да призадумаешься, сколько он продержится на воде и сумеет ли выдержать пусть и речной, но все-таки шторм.
– Ну-ка, ты, – указал прапорщик дулом автомата на зэка с выбитыми зубами. Он широко растопырил ноги, как на стрельбище.
– Я? – Зэк понял, что пора ему с жизнью прощаться.
– Ты, козел! Поди сюда! – издевался казах.
Не подчиниться нельзя. Но только шагнул зэк к ограждению, прапорщик выстрелил пару раз ему в голову. Мозги вышиб.
Заключенный упал на палубу, и сразу же кипящая волна унесла его с собой. Теперь река ему могила.
– При попытке к бегству, – выдохнул перегаром прапорщик.
Оставшиеся заключенные сжались в кучу. Кто следующий? Умирать никому не охота. Прав был опытный зэк. Но они не послушались его, думали, обойдется. Пожалели теперь, да поздно.
Пьянков глянул в глаза прапорщику и сразу понял, что следующим будет он. Вот казах поднимает автомат. С четырех метров ему даже не надо целиться. Пули сами найдут цель, стоит нажать на курок, и стоит Пьянкову только пошевелиться – и участь его решена.
Прапорщик уже приготовился, но произошло то, что заставило казаха на мгновение растеряться.
«Лучше замерзнуть в воде, чем сдохнуть от пули этого ублюдка», – сказал себе Пьянков. Он, как кошка, прыгнул в сторону, резко, неожиданно рванулся к трубчатому ограждению, мигом перевалился через него и очутился за бортом. Все произошло так быстро, что прапорщик не успел среагировать. Потом он бросился к ограждению, но выстрелить сразу не сумел, помешали другие зэки, сидящие на палубе.
Барахтаясь в ледяной воде, Пьянков старался держаться как можно ближе к корпусу катера. В этом было его спасение. Если он отплывет хоть на метр в сторону, солдаты дадут пару очередей, и все. И в такой воде долго не продержаться. Тело обжигает, словно в раскаленной печи. Пять, от силы десять минут, и судорога сведет мышцы, и тогда он пойдет ко дну.
А волна, как назло, подкатывала под него снизу, ударяла о корпус катера. И он боялся даже на миг потерять сознание, иначе затянет под днище, и уже не хватит сил выплыть. Он проклинал эту волну. Но другая, еще более опасная для него, шла по поверхности и подбрасывала катер высоко вверх, силилась его перевернуть и поглотить в черной бездонной глубине.
Пьянков уже не думал о тех, кто остался
И вдруг в этой черноте он увидел длинное бревно. Оно, словно торпеда, стремительно скользило по гребню волн прямо на катер. А ветер, так и не сумев опрокинуть катер, развернул его, подставив под удар левый борт. Еще несколько секунд, и торпеда пробьет катер. Надо отплыть в сторону сейчас, немедленно.
Пьянков что есть силы оттолкнулся ногами от борта и поднырнул под волну, и там, под водой, услышал страшный грохот удара. А когда он выплыл на поверхность, едва не захлебнувшись, увидел, что бревно пробило здоровенную дыру, опрокинув катер на бок.
Все, кто находились на катере, теперь барахтались в воде: и зэки, и солдаты-охранники, и малочисленная команда матросов. Озверевшие заключенные, вместо того чтобы пытаться спастись, сводили с охраной счеты, нападали на солдат, впиваясь сведенными от холода пальцами им в горло. Они натерпелись унижений и обид и теперь впервые чувствовали себя на равных с конвоем. И кто решился бы осуждать их за это.
Ухватившись обеими руками за бревно, Пьянков подтянулся и вынырнул из воды, отыскивая среди всех прапорщика. Он тоже жаждал мести.
Прапорщик, надев на себя спасательный круг, плавал метрах в пяти от Пьянкова. «Ну, сейчас я с тобой рассчитаюсь. Вместе подохнем, и круг тебе не поможет». Пьянков решил во что бы то ни стало утопить казаха. Он вобрал как можно больше воздуха и поднырнул. Прапорщик его увидел. Отчаянно бултыхая ногами, он старался отплыть, но волной его швырнуло на Пьянкова.
Пьянков ухватил казаха левой рукой за ремень, а правой со всей силы ударил в висок. Теперь прапорщик даже не пытался сопротивляться, наверное, чувствуя, что зэк сильнее, и скорее всего из них двоих в живых останется он.
Когда прапорщик уронил голову в воду, Пьянков перестал его душить. Он вытолкнул тело казаха из круга, и оно поплыло, подхваченное течением. Рядом тоже плавали трупы. Пьянков даже не успел рассмотреть, солдаты это или зэки. Судорожно хватаясь за круг, он пытался надеть его на себя и боялся, как бы волна не вырвала, не унесла единственное спасение. С третьей попытки ему удалось надеть круг, и Пьянков повис на нем, раскинув в стороны руки. Он сделал это для того, чтобы течение не выхватило его из круга, когда сил уже не останется. А это произойдет скоро, чувствовал он. Тело начинала сводить судорога.
Из-за возни с прапорщиком он не заметил, как течение их оттянуло в сторону от тонущего катера. И людей уже не было видно. Разбушевавшаяся река поглотила людей и катер в свои черные глубины, надежно спрятав их на дне.
Стало страшно. Страшно оттого, что и он может так легко погибнуть, как все остальные, а хотелось жить. Хотелось, как никогда. Ведь теперь он свободен, и, если останется жить, все будут считать, что он вместе с другими зэками на дне сурового Енисея.
Пьянков отгребал от себя скрюченными ладонями воду и, казалось, не плыл, а полз по воде, вкладывая в каждое движение остатки сил. Он не оборачивался, не глядел назад, чтобы позабыть про страх. Он полз вперед, к берегу.