Подснежник
Шрифт:
— Прочтите, — попросил Труавиль. Краска успела вернуться на его лицо, и оно приобрело более материальные очертания.
Ален, смущаясь и спотыкаясь на каждом слове, прочёл их. Юноша выслушал его невозмутимо, с видом человека, который вдумывается в каждое произнесённое слово. Он, похоже, не понял, что речь шла о нём.
— Знаете, Ален, — задумчиво сказал юноша, — а ваше четверостишие такое… Вы внимательный ученик!
Мужчина покраснел до корней волос:
— Я же говорил, вы на меня хорошо
— Я рад, если это действительно так. Мне бы ещё заставить вас поверить в себя, и всё было бы прямо замечательно!
— Я и так в вас верю, — возразил Ален, всегда любивший игру слов.
— В меня? — Селестен сначала не понял, а потом с лёгкою укоризною тряхнул кудрями. — Вот это меня больше всего и печалит, Ален. Вы не воспринимаете многие мои слова всерьёз. Сами знаете, о чём я. А если бы хоть немного ко мне прислушались!
Дьюару вовсе не хотелось сейчас возвращаться к этому разговору. От него непременно испортилось бы настроение и пропало всякое желание разговаривать о чём бы то ни было, поэтому он поморщился и вернулся к прежней теме:
— Давайте лучше о стихах поговорим?
— Мне ваши понравились, хотя тема его… э-э…
— Что?
— В них много недосказанного. Или много невысказанного?
«Ещё бы, — подумалось мужчине, — как мне высказать моё чувство к тебе, если я и сам ничего не понимаю?»
Тут он в очередной раз заметил, что Селестен смотрит на часы, и спросил:
— Вы куда-то спешите, Селестен?
— Если честно, да, — признался юноша, — но я старался этого не показывать. Это было бы невежливо.
— Говорите, если вы действительно спешите. Я нисколько не обижусь, я всё понимаю. Я зануда, а вам, конечно, не очень-то хочется сидеть со мною и скучать.
— Как жаль, что вы обо мне такого плохого мнения! — Селестен печально улыбнулся.
Он встал и пересел на кровать к Алену. Сердце мужчины опять отчего-то забилось быстрее. Труавиль осторожно подправил его одеяло и сказал:
— И вовсе вы не зануда, Ален. Зря вы так. И поверьте мне: когда вы в это поверите… Я, пожалуй, пойду, а то опоздаю.
— Куда? — полюбопытствовал мужчина.
— Туда, где я должен быть вовремя, — уклончиво ответил Селестен.
Ален не стал настаивать, только спросил:
— Вечером зайдёте?
— Непременно. До вечера. — Юноша пожал ему руку, встал и ушёл, прикрыв дверь.
Дьюар вздохнул и погрузился в одиночество, но тут же вздрогнул от скрипа открываемой двери и поднял глаза. Это в спальню вновь заглянул Селестен.
— Чуть не забыл! — Он слегка изогнул бровь. — Извинитесь перед мадам Кристи. Она не заслуживает такого обращения. Обещаете, что не забудете?
— Да, хотя вы сами говорили, что обещания даются, чтобы отвязаться, — напомнил Ален.
— Ну, мало
На этот раз и вправду до вечера.
Комментарий к Глава 6
об Агасфере: https://vk.com/wall-121512899_559
========== Глава 7 ==========
После обеда мужчина думал немного вздремнуть, да только сон не шёл отчего-то. Ален открыл принесённый Труавилем флакон, по комнате распространился запах подснежников. Спальня наполнилась присутствием юноши.
— Восхитительно! — прошептал Дьюар, прижимая флакон к носу и с упоением вдыхая сладкий аромат.
Ему стало так хорошо, точно Селестен был здесь, с ним рядом, и от этого все затаившиеся страхи развеялись в одно мгновение. Мужчина не чувствовал уже себя таким беспомощным, как прежде. Он достал листок с рисунком и тут, вероятно, задремал, поскольку то, что происходило дальше, никоим образом нельзя было отнести к реальности.
«Я скован по рукам и ногам своим недугом», — подумал больной.
Селестен на рисунке искривил губы:
— Ты не скован, а свободен.
— В чём свободен?
— Во всём. Неужто ты сам этого не видишь? — Тут Труавиль спрыгнул с рисунка и, материализовавшись, заходил по комнате туда-сюда. — Ты свободен выбирать.
— Что выбирать?
— Мы, похоже, говорим на разных языках, — с ударением на «мы» сказал юноша. — Либо ты меня не слышишь.
— Я слышу тебя так же хорошо, как и вижу, — возразил больной. — Но я не понимаю, о какой свободе ты говоришь.
— О какой свободе я говорю? — повторил Селестен с восходящей интонацией. — Ты свободен, но никак не можешь этого понять. А ведь это так просто! Смотри: ты свободен думать что угодно, мечтать о чём угодно. Ничего нет невозможного для тебя!
— Если захочу?
— Нет, если поверишь. Можно хотеть, но не делать ничего. А можно делать просто так. Чувствуешь разницу?
— Наверное, но я не уверен. Значит, ты намекаешь на то, что если я захочу…
— Если поверишь! — с лёгким раздражением перебил его Труавиль.
— Хорошо. Если поверю. Если я поверю, что смогу встать, то… Что же это получается? Я и в самом деле встану?
— Сможешь. При желании сможешь и по потолку ходить.
— Ага! Сам же сказал «желании»! Это не значит разве «захотеть»? — поддел его Ален.
Селестен заглянул в его глаза с сожалением:
— Ты отвлекаешься от главного по мелочам.
Ален только махнул рукой:
— А что есть главное? Что есть мелочи? Для меня, знаешь ли, подчас и мелочи важнее. Для меня даже вот этот штрих — запах цветов — важнее, чем весь мир.