Подснежник
Шрифт:
— Увидеть что?
— Презрение в ваших глазах. — Ален отвёл взгляд. — Я видел это пару раз, и худшего наказания для меня, поверьте, нет. Я не хочу, чтобы вы меня презирали.
— Я никогда к вам этого не чувствовал, — возразил Селестен. — Возможно, вы не так поняли…
— Нет, вы презирали меня тогда, и я вам за это благодарен. Это меня многому научило.
— Ну что ж… Я только рад этому. — Юноша положил пальцы на клавиши.
— Кстати, как вы её находите?
— Кого?
— Мою жену.
—
— То есть мою бывшую жену.
— С чего вы меня об этом спрашиваете? — Труавиль сильно покраснел.
— Просто интересно.
— Боюсь, моё мнение вам не слишком понравится.
— И всё-таки?
— Будь я на вашем месте, никогда бы не женился на такой женщине. — Труавиль даже поморщился
Ален улыбнулся:
— Раньше она выглядела иначе.
— Всё равно, — с каким-то детским упрямством повторил музыкант. — А если честно, я не понимаю, как вы могли…
— То есть? — удивлённо переспросил Ален.
Ему показалось, что Селестену неприятно говорить об этом, и он даже подумал, что этот разговор чем-то напоминает тот наполненный ревностью разговор про «невесту» Селестена, и слегка оживился такой реакции.
— Вы и она — это же мезальянс характеров!
— Вы очень молоды, Селестен. Став постарше и выбрав себе спутницу жизни…
— Вряд ли это когда-нибудь случится, — со смехом сказал юноша. — Зачем мне это?
— Каждый человек нуждается в близких отношениях, — сказал Ален.
— Почему вы так думаете? — несколько наивно, как показалось, спросил музыкант.
Дьюар внимательно посмотрел на него. Отчего-то подумалось, что наверняка музыкант ещё девственник и вряд ли имел какие-нибудь отношения с противоположным полом.
— Селестен, можно у вас кое-что спросить? — нерешительно начал он.
— Пожалуйста.
— У вас… были отношения с женщинами?
— Что за вопросы вы задаёте! — Селестен покраснел.
— Я не хотел вас обидеть, — поспешно сказал Дьюар, — и не требую от вас ответа.
— Ещё бы вы требовали! — Юноша покраснел ещё больше.
— Я только хотел сказать, что со временем вы поймёте… Ваша молодость…
— Моя молодость здесь совершенно ни при чем. И я не хочу ничего понимать, Ален. И время тоже ничего не изменит. Я никогда не женюсь.
— Почему?
— Потому что.
Последовало недолгое молчание. Ален рискнул спросить ещё раз:
— И всё-таки вы мне не ответите?
— На который из ваших вопросов?
— На первый.
— Об этом трудно говорить.
— Но я же не прошу подробностей?
Селестен встал и подошёл к окну:
— Даже и без подробностей. К тому же и вам будет тяжело это слушать.
— Просто ответьте: да или нет.
— А что бы вам хотелось услышать?
— Правду. Почему вы думаете, что ваши слова могут оказаться тяжёлыми
— Что вы ко мне чувствуете, Ален?
Этого вопроса мужчина не ожидал.
— Что я… — Ему показалось, что не хватает воздуха, чтобы дышать.
— Да, Ален, именно так. В последнее время мне кажется, что с вашей стороны это не просто привязанность.
Дьюар покраснел.
— Обрадуйте меня, Ален, и скажите, что это только сторге? — Селестен полуобернулся и с надеждой посмотрел на больного.
— Я не знаю, Селестен, — краснея как рак, сказал мужчина. — Я знаю только, что вы мне очень дороги.
— Этого-то я и боялся, — обречённо вздохнул Селестен. — Я не хочу, чтобы я был кому-то дорог. Я этого не заслуживаю.
— Зачем вы так, Селестен?
— Я ведь далеко не ангел. Знаю, что вы думаете: молодой, безупречный… А может, я не такой, каким кажусь?
Ален взглянул на него с лёгким испугом, Труавиль улыбнулся:
— Что, напугал я вас? Забудьте, я немного увлёкся. Если вам хочется, я отвечу. Ни одна женщина не была и не будет в моей постели. Не думайте, что я дал какой-нибудь обет. Впрочем, это не значит, что… у меня вовсе не было никаких отношений. Вы понимаете, о чём я?
— Кажется, да.
— В данный момент я хочу, чтобы моё прошлое оставалось в прошлом. Кажется, я просил вас не спрашивать об этом… Ну да ладно! Что случилось, то случилось. — Он вернулся к фортепьяно. — Давайте-ка я вам сыграю, и забудем об этом разговоре.
Пока он разминал пальцы, Ален думал: «Я почти не сомневаюсь, что у него когда-то была связь с мужчиной. И это ясно, что он хочет об этом забыть: видно по его глазам… или я вовсе не разбираюсь в людях. Но кое-что мне интересно. Я ведь ему нравлюсь. Во всяком случае ему не безразлично, что со мной происходит. И кто знает, будь я здоров…»
Он оборвал эти мысли на полуслове, потому что не хотел окончательно признаваться себе в том, что это вовсе не сторге, а кое-что другое. Но вместе с тем этот небольшой разговор всё прояснил и привёл мысли и чувства мужчины в относительный порядок. То, в чём он сомневался, теперь не вызывало сомнений. То, в чём он был уверен, теперь заставляло сомневаться. Словно Селестен перевернул песочные часы, и песок потёк в обратном направлении.
— Я что-то с вами разоткровенничался. — Со стороны фортепьяно плеснуло лёгким смешком. — Но мне бы не хотелось, чтобы вы думали обо мне плохо.
— Я никогда не буду думать о вас плохо, Селестен.
— Никогда? Может быть, случится так, что ваше мнение обо мне изменится.
— Тогда это должен быть настоящий Апокалипсис! Неважно, каким было ваше прошлое и каким вы сами были в этом прошлом. Ваше прошлое — это ваше личное дело. Я вам ещё раз обещаю, что не буду об этом спрашивать.