Подвальная станция
Шрифт:
Он сидел и долго, долго смотрел на нее.
— Чего ты хочешь?
— Правду, как ни странно. Позволь мне рассказать тебе, куда, по-моему, он должен был отправиться, а тебе всего лишь понадобится подтвердить это. Кивок головы меня устроит. Отсюда к Крюгеру. От Крюгера к человеку по имени Мерильд, другу Корэйна.
Он крепче стиснул подлокотники. И кивнул.
— Прекрасно. Возможно, что он держит путь на барже. Хотя предполагалось по воздуху, не так ли?
— Я не знаю.
— Это правда?
— Это правда.
— Возможно, что он еще никуда не поехал. Но мне не нравится остальная часть узора. Корэйн — не единственный друг Крюгера в политических кругах.
Смущенный, он покачал головой.
— Рочер?
— Аболиционисты? — Его сердце подпрыгнуло, страдание, переплетенное с надеждой. Рочер — сумасшедший.
— Ты уловил, милый. Тот утренний самолет приземлился у Большой Синевы, автобус встретил их и отъехал по дороге Бертилло-Сангуэй. Мои люди двигаются туда, но даже мне требуется время, чтобы доставить туда людей так, чтобы они смогли забрать Гранта с неперерезанным горлом — у них это получится, малыш. Аболиционисты вряд ли затеяли это дело исключительно из высших и чистых побуждений, и если они играют на руку тому, кто двигает Крюгера, ты можешь быть уверен, что они делают это не только для спасения одного эйзи, ты меня слушаешь, мальчик?
Он слушал. Ему казалось, что понимает. Но его дела тут, действительно, идут не блестяще, как сказала Ари. Теперь был ее черед.
— Как ты думаешь, чего они добиваются?
— Твоего отца. И Советника Корэйна. Грант — эйзи из Резьюн. Он — эйзи Уоррика, а это для них, практически, так же здорово, как захватить Пауля; а вообще де Форте нужна голова Корэйна, мальчик, потому что Корэйн продался мне, Корэйн пошел на сделку по фаргонскому проекту и по проекту Надежда, а твой отец — в центре событий и, будь я проклята, если ты сам и не сунул Гранта прямо Крюгеру в карман.
— А ты хочешь затащить его обратно?
— Я хочу его вернуть. Я хочу забрать его у Рочера, пойми это, проклятый маленький идиот, и если хочешь увидеть его живым, ты бы лучше начал выкладывать оставшиеся секреты. Ты ведь не знал о причастности Рочера, не так ли, не знал ничего о друзьях Крюгера среди радикалов…
— Я не знал. Я не знаю. Я…
— Позволь мне рассказать тебе, что они с ним сделают. Они отвезут в какую-нибудь дыру, накачают его наркотиками и допросят его. Может быть, они захотят тайпировать его между делом. Они постараются выяснить, что он знает о проекте Рубина и о проекте Надежда и все вообще. Бог знает, может быть, они попытаются вывернуть его на изнанку. Но не обязательно, что им нужно именно это. Я расскажу тебе, что, по-моему, произошло. Я полагаю, эта компания шантажировала Крюгера, а один из их людей работал у него, и, я думаю, когда они узнали, что ты сунул ему прямо в лапу, то Мерильду не было сказано ни слова: сказали только Рочеру, и его ребята забрали Гранта. Вероятно, они дали ему сильный транквилизатор. Когда его привезут, что он подумает? Что это твои друзья? Что все происходящее с ним подготовлено тобой?
— Ради Бога…
— Но это так, ты сам знаешь. Успокойся и обдумай это. Мы не можем ворваться и перестрелять людей Рочера, если у нас не будет абсолютной уверенности, что Грант у них. Сейчас мы устанавливаем Локатор. Мы упустили возможность в аэропорту Бертилло; мы не уверены, что удастся достать их в Большой Синеве. Но мы попытаемся. При этом у нас нет стопроцентной уверенности, что он не остался у Крюгера. Теперь я могу раздобыть ордер на обыск у него. Но я собираюсь применить иную тактику. Я запросто могу предположить, как они шантажируют Крюгера: я уверена, что большая часть контрактов с эйзи — липовые, и я могу назначить ревизию. Мой самолет уже летит туда.
— Когда мы вытащим Гранта, — сказал Джастин, — он поедет к Мерильду. Тот не станет раздувать инцидент.
— Милый, — сказала Ари, — тебе следовало бы меня лучше знать. Мы вытащим его и доставим прямиком в Резьюн. Он пробудет у них в руках около сорока восьми часов, а может, даже дольше, раньше мы не успеем. Нам придется заняться его проверкой — придется ведь? Они ведь могут сделать с ним любые гадости. А ты теперь ведь не захочешь бросить его в одиночку залечивать весь принесенный вред, не так ли?
— Ты хочешь, чтобы это стало всем известно?
— Милый, это ты не хочешь огласки. Ты не хочешь, чтобы вовлекали твоего отца. И хорошо бы, чтобы он вполне осознавал это, когда мы привезем сюда Гранта. Если нам удастся заполучить беглеца обратно живым. Он должен вполне отдавать себе отсчет в том, что Грант находится в нашей больнице, — не так ли? И, пожалуй, он будет беспокоиться. Я надеюсь, что ты не нарушишь наше соглашение, милый.
Он ничего не ответил, не находя аргументов, не имея оружия.
— Предположительно, — сказала она, — его можно спасти. Восстановление может потребовать годы — если я вообще смогу выправить его. Конечно, при том условии, что удастся вернуть его живым. Это главное.
— Ты пугаешь меня.
— Милый, я не могу предсказать поступки Рочера. Я не знаю, в кого будут стрелять. Я только предупреждаю тебя…
— Я же сказал тебе, что сделаю то, что ты хочешь!
— Ради отца. Да. Я уверена, что сделаешь. А насчет Гранта мы поговорим, когда я вызволю его. — Она щелчком сбросила крышечку с интеркома и надавила кнопку. — Джордан? Это Ари.
— В чем дело? — послышался ответный голос Джордана.
— Твой сын у меня в офисе. Похоже, что у вас обоих небольшая проблема. Тебе не трудно позвонить своему абоненту в Новгороде и передать ему, что ему выгодно убедить Крюгера позвонить мне…
Обстановка, наконец, изменилась, когда они подъехали к маленькой грязной климатической станции — подземный гараж, бетонные ступени, да и все сооружение — практически, сплошной потрескавшийся бетон. В нем было всего три комнаты, не считая ванной и кухни. Окон не было, поскольку окна в таком сооружении — только помеха, зато имелся перископ, обеспечивающий круговой обзор. Но Гранта не подпускали к нему. Он сидел и отвечал на вопросы, по большей части правдиво, хотя отнюдь не всегда, это оставалось для него единственным способом защиты. Телефона там вообще не было. Хотя существовала рация. Он не имел представления, как обращаться с ней, разве что когда-то давно видел, как Джордан пользовался подобной на катере.
Он по-прежнему не знал, кто они такое. Он просто бормотал ответы на вопросы Уинфилда и выражал недовольство то по поводу отсутствия кофе, то по поводу неудобства помещения, то жаловался на что-нибудь еще, стараясь задеть их как можно сильнее, если удастся, вывести их из себя и заставить их как-то отреагировать. Он разыгрывал медленное расслабление, нарастающую уверенность в собственной безопасности, надевая обличье худшего сукина сына среди эйзи в Доме, которого мог сыграть — он, казалось, воспроизводил Аббана, невыносимого заведующего кадрами у Жиро Ная, являвшегося сущим наказанием для сторожей и кухонных работников, не говоря уже о любом эйзи, который, по его мнению, был ниже его по званию.